- Она застала меня у западной границы, в районе Гродно. В то время я служил в должности заместителя командира эскадрильи по политчасти. На рассвете 22 июня нас собрали по боевой тревоге. Никто не знал, что случилось. К нам подошел командир полка и приказал мне вылететь во главе пятерки «Чаек» на прикрытие Гродно.
Мы взлетели и пошли в направлении Гродно с набором высоты. Картина перед нами открылась ужасающая. Западнее города, вдоль всей границы, бушевали пожары, гремела артиллерийская канонада. «Наверное, война!» - подумал я и увидел, как к городу примерно на одной с нами высоте шли три бомбардировщика. Это были «юнкерсы». Нужно посадить их во что бы то ни стало. Покачав с крыла на крыло, я повел группу на сближение с бомбардировщиками. Но едва мы подошли к ним метров на семьсот, как фашистские воздушные стрелки открыли огонь. Одновременно они начали бомбить окраину Гродно. «В таком случае и мы огнем ответим!» - принял я решение и дал ведомым сигнал атаковать врага.
Сам я взял в прицел ведущего «юнкерса». Расстояние быстро сокращалось. Нажал гашетку. К бомбардировщику потянулись цветные трассы пуль. Вражеский стрелок прекратил огонь. Вероятно, мои очереди не прошли мимо. Отвернув в сторону, я зашел в повторную атаку. Мой удар пришелся по правому мотору, и «юнкерс» сильно зачадил. Он круто пошел к земле. Я - за ним. Когда фашист выровнял самолет, чтобы уйти на малой высоте, я настиг его и прошил пилотскую кабину точной очередью. Бомбардировщик накренился, ударился о землю, взорвался. Два «юнкерса» из этой тройки уничтожили ведомые. Обрадованные такой победой, мы вернулись на свой аэродром.
Мне приказали готовиться к новому вылету.
На этот раз я возглавил семерку «Чаек». Барражируя западнее города, мы увидели «раму». Она шла с запада под прикрытием «мессеров». Я дал пятерым летчикам команду атаковать вражеских истребителей, а сам с ведомым Дерюгиным нацелился на «раму». Увидев нас, экипаж «фокке-вульфа» перешел в крутое пикирование. Мы погнались за ним. С дистанции двухсот метров дал по врагу очередь. «Рама» накренилась. Я подошел ближе, пристроился [92] поудобнее, снова открыл огонь. Гитлеровец свалился на крыло и врезался в землю на окраине деревни Крапивно.
После посадки и короткого отдыха мы вылетели в третий раз. Фашисты не заставили себя ждать. В небе появились около двадцати бомбардировщиков «Дорнье-215». По моей команде группа вклинилась в боевой порядок вражеских самолетов, но фашисты, отстреливаясь, упорно держали курс на Гродно. Мне удалось вплотную подойти к замыкавшему строй «дорнье». Стрелял по нему, пока он не загорелся. Удача сопутствовала и моему ведомому. Из атаки мы вышли одновременно. И тут на нас накинулись «мессеры». Их оказалось около десятка. Горючее и боеприпасы у нас были на исходе, но мы все-таки бросились на врага, пошли в лобовую атаку. Фашисты явно не ожидали от нас такой дерзости и стали отворачивать в стороны. Один «мессер» при этом подставил фюзеляж под прицел моих пулеметов. Я дал очередь. Он тут же задымил и ушел со снижением. В этой кутерьме потерялся мой ведомый. «Мессеры» окружили меня и стали атаковать поочередно. Увертываясь от ударов, я в какое-то мгновение почувствовал, что моя «Чайка» вздрогнула, начала валиться в штопор. Удержать ее было невозможно. Лишь на высоте около шестисот метров мне удалось вывести истребитель в горизонтальный полет. Машину сильно тянуло влево, пришлось войти в правый мелкий вираж. Этот режим оказался единственным, на котором «Чайка» могла еще держаться в воздухе. «Мессеры» замкнули кольцо и снова начали атаки. Во время одной из них я почувствовал тупой удар в руку. От острой боли не мог даже шевельнуть ею. Нужно было немедленно садиться.
