Аналогично Арнаутский поступил и с Саранцевым, но наоборот: загнув ноги назад, за спину, продел шнур сквозь цепь наручников и тройной петлей обернул его вокруг шеи.
Палку швабры он сломал коленом посредине. Ножом обточил обломок, получился остроконечный, полуметровый кусок. Принес из кухни ведро с песком, из под дивана достал топорик, с Козаченко снял ремень, с трудом спустил джинсы до колен. С тугими плавками возиться не стал, срезал их ножом.
Проверил работу диктофона, приготовил широкую липкую ленту и стал ждать.
Время тянулось медленно, его темп совершенно не соответствовал степени возбужденного нетерпения Стаса. Будить Саранцева и Козаченко было нельзя — они нужны ему с работающими головами, чтобы могли осознавать, в каком положении оказались, и отвечать на вопросы. Напряжение Стаса требовало выхода. Он набрал номер. Рудновой. С первого же звонка она подошла к телефону. Стас коротко бросил: «Молодец», — и положил трубку.
Долго не решался (незачем пока звонить) набрать номер Зайцевой. Прокурорский телефон отозвался двойным писком автоматического определителя. Не дожидаясь ответа, Арнаутский опустил трубку и одобрительно подумал: «Сообразила Людмила. Есть фиксаж».
Первым стал приходить в себя Саранцев. Он глухо застонал, стал ворочаться. Открыл глаза и снизу посмотрел на стоявшего над ним Стаса. Пелена мути сошла, взгляд стал осмысленным. Удивление первого момента сменилось крутым бешенством. Изрыгая ругательства, Саранцев звякнул наручниками, дернул ногами и застыл от боли и удушья. Поняв, что ему лучше не двигаться, Саранцев заорал:
— Развяжи, гнида паскудная, мент поганый, а не то порублю на кусочки!..
Стас отхватил ножом кусок липкой ленты и заклеил ему рот. Саранцев дико замычал, выпучил глаза. Он видел макушку лежащего рядом Козаченко, попытался дотянуться до него головой. Ударившись пару раз об пол и один раз о батарею, затих, злобно глядя на Арнаутского.
Стас только сейчас отметил в себе абсолютное спокойствие и хладнокровие. Для него оба подонка давно уже были нелюди и, кроме брезгливости и гадливости, никаких эмоций не вызывали. Все действия, которые он сейчас совершал, были им продуманы в мельчайших деталях заранее, он выполнял их почти как автомат. Правда, он думал начать с Козаченко, но в принципе это уже было неважно. Стас вынес обоим смертный приговор, а кого он казнит первым, не имело никакого значения. Но прежде всего он добьется от них показаний, получит доказательства их преступления. Для этого следовало начать с Козаченко, как более слабого противника, чтобы затем сломать главаря.
