Еще ничего не решив, Арнаутский вновь раскрыл дело, записал все данные, адреса Саранцева, Сердюка, Козаченко и матери Лены. Хотел закрыть дело, но как-то вяло, нерешительно, в результате чего оно раскрылось на фототаблице.
Стас замер в ужасе. На нецветном снимке белело прекрасное обнаженное тело Лены, распластанное, истерзанное, с чудовищным корнем. Потемнело в глазах, кровь резкими толчками прилила к голове, зазвенело в ушах. На несколько секунд он потерял сознание. Внезапно пересохшие губы прошептали: «Боже мой, что с тобой сделали…» Он вспомнил акт экспертизы. Девушку лицом вдавили в землю, она скребла руками, сорвала ногти… «Как она мучилась, господи…» — прошептал Стас, и вдруг его оглушила мысль: «А ведь это я ее убил! Я!!!»
Он прокричал это вслух, потому что в дверь заглянули:
— Что-то случилось?
— Нет, нет, все в порядке. Изучаю дело… Жуткое преступление…
Дверь закрылась. Оставшись один на один с этим делом, хранившим свидетельства смерти прекрасной, как ему казалось, неземной красоты девушки, Стас теперь не мог оторвать взгляда от казенного, холодного фотоснимка. Он зарыдал.
Стало полегче. Некоторое время посидел, приходя в себя, возвращаясь к подробностям дела. Потом еще раз проверил перечень вещественных доказательств: нож, металлический колпачок, корень, платье… платье. «Почему же не провели сразу же, тогда, экспертизу платья и одежды Саранцева да и других подозреваемых? Ведь наложение частиц неизбежно, и тогда мог быть доказан факт контакта… Прошлепали… Раззявы», — возмутился он. Как адвокат, Стас понимал, что теперь это невозможно. Где через восемь лет найдешь то, во что они были тогда одеты, если это, конечно, они? Да разве признаются нынче хоть в чем то, не самоубийцы же они, против себя помогать следствию.
«Убийца,» — снова подумал про себя Стас. Он вспомнил, как тогда, в электричке, и потом, дома, успокаивал себя, лукавил, что ничего страшного не будет, что все равно ничем бы он помочь не смог, только усугубил бы положение, и вместо одной пострадавшей было бы двое. Он не замечал, что противоречит сам себе: если бы ничего не случилось, не было бы и двух жертв. Теперь уже не тот пацан, а адвокат с некоторым опытом, Арнаутский просто и легко рассуждал. Он мог вступиться за Лену. Те двое пьяных, явно неповоротливые забулдыги, для него, сильного, молодого, тренированного, не представляли серьезной угрозы. Тот, с ножом сзади? Да, в нем, пожалуй, была самая главная опасность. Но резким поворотом он мог бы уйти от ножа. А там видно было бы. «Нет, это сейчас так все просто складывается, — сам с собой не соглашался Стас, — а тогда…» И все же, когда его отпустили, мог бы он помешать своим криком, на расстоянии, уже в безопасности. Ведь это-то было вполне возможно. И уж во всяком случае на вокзале, в Зеленогорске, есть милиция. Заяви он, и Лена была бы жива! Он испугался такого убийственного для себя вывода. Он отчетливо понял, что мог спасти девушку от гибели.
