Записки маркера | страница 8
– Хочешь, – говорит, – на все?
– Идет, говорю.
Выиграл я.
– Сто двадцать на сто на двадцать?
– Идет, – говорю.
Опять выиграл.
– Двести сорок на двести на сорок?
– Не много ли будет? – говорю.
Молчит. Стали играть: опять моя партия.
– Четыреста восемьдесят на четыреста на восемьдесят?
Я говорю:
– Что ж, сударь, мне вас обижать. Сто-то рубликов пожалуйте; а то пусть так будут.
Так он как крикнет! А ведь какой тихий был.
– Я, – говорит, – тебя исколочу. Играй или не играй.
Ну, вижу, делать нечего.
– Триста восемьдесят, – говорю, – извольте.
Известно, хотел проиграть.
Дал я сорок вперед. У него пятьдесят два было, у меня тридцать шесть. Стал он желтого резать, да и положи на себя восемнадцать очков, а мой – на перекате стоял.
Ударил я так, чтоб выскочил шар. Не тут-то было, он дуплетом и упади. Опять моя партия.
– Послушай, – говорит, – Петр (Петрушкой не назвал), я тебе сейчас не могу отдать всех, а через два месяца хоть три тысячи могу заплатить.
А сам весь кра-асный стал, дрожит ажно голос у него.
– Хорошо, – говорю, – сударь.
Да и поставил кий. Он походил, походил, пот так с него и льет.
– Петр, – говорит, – давай на все.
А сам чуть не плачет.
Я говорю:
– Что, сударь, играть!
– Ну, давай, пожалуйста.
И сам кий мне подает. Я взял кий да шары на бильярд так шваркнул, что на пол полетели: известно, нельзя не пофорсить; говорю:
– Давай, сударь.
А уж он так заторопил, что сам шар поднял. Думаю себе: «Не получить мне семисот рублей; всё равно проиграю». Стал нарочно играть. Так что же?
– Зачем, – говорит, – нарочно дурно играешь?
А у самого руки дрожат; а как шар к лузе бежит, так пальцы растаращит, рот скривит да всё к лузе и головой-то и руками тянет. Уж я говорю:
– Этим не поможешь, сударь.
Хорошо. Как выиграл он эту партию, я говорю:
– Сто восемьдесят рубликов за вами будет да полтораста партий; а я, мол, ужинать пойду.
Поставил кий и ушел.
Сел я себе за столик против двери, а сам смотрю: что, мол, из него будет? Так что ж? Походит, походит – чай думает: никто на него не глядит – да за волосы себя как дернет, и опять ходит, бормочет всё что-то, да опять как дернет.
После того дней с восемь не видать его было. Пришел в столовую раз, угрюмый такой, и в бильярдную не зашел.
Увидал его князь:
– Пойдем, – говорит, – сыграем.
– Нет, – говорит, – я больше играть не буду.
– Да полно! пойдем.
– Нет, – говорит, – не пойду. Тебе, – говорит, – добра не сделает, что я пойду, а мне дурно от этого будет.