— Если бы снимок был на месте, — сказал Мартин негромко, — тогда, возможно, и я считал бы, что деваться некуда.
— Но все же?
Мартин сидел нахмурившись. Он взял у меня сигарету. Немного погодя он сказал:
— Трудно поверить, чтобы этому нельзя было бы найти какого-то объяснения.
— Неужели вы думаете, что мне так хочется поверить этому? — тон Скэффингтона был вызывающий и раздраженный, как в начале объяснения. — Для меня не такое уж большое удовольствие разводить грязь вокруг имени старика, и, если бы мне пришлось разводить грязь вокруг кого-то, имеющего отношение к моей семье, я, право, предпочел бы сделать это не ради Говарда. Не нужно было нам допускать в свою среду этого господина. Но дело в том, что мы его допустили, и я верю, что он не виноват…
— Ну, конечно, Джулиан, — встрепенулся Мартин, он говорил непривычно возбужденным тоном, саркастически и нелюбезно. — Мы понимаем, что вы этому верите. Это напоминает мне старый анекдот Дж.-Х. Харди. Когда архиепископ Кентерберийский утверждает, что верит в бога, то делает это он по долгу службы, но если он скажет, что в бога не верит, можно с уверенностью считать, что он: говорит правду. Мы понимаем, что вы верите в то, что он не виноват. Вот только я не вижу, что это нам может дать.
Скэффингтон не обиделся на необычно резкий тон Мартина. Он только вскинул голову и сказал:
— Кое-что это нам даст, когда я окончательно решу, как мне следует поступить.
К Мартину снова вернулись его спокойствие и выдержка.
— Надеюсь, вы ничего не предпримете, пока мы сообща все не обдумаем, — сказал он.
— Ждать долго я не могу.
— Я и не прошу вас долго ждать.
— Мне бы хотелось повидать Найтингэйла завтра.
— Надеюсь, вы ничего не предпримете, — повторил Мартин, — пока мы сообща не обдумаем это.
— Я не могу с этим тянуть. Мало ли что…
— Никто и не просит вас тянуть с этим. Постойте! Завтра — второй день рождества. Я был бы благодарен, если бы после этого вы дали мне еще сутки на размышление. И тогда я буду готов разговаривать.
Скэффингтон с неохотой согласился.
— Но есть и еще кое-что, и тут мне хотелось бы иметь ваш совет сейчас, — продолжал он. — Обстановка для вас ясна, Люис. Скажите, должен ли я написать этому самому Говарду сегодня же? Видите ли, говорить с ним большого желания у меня нет. Но с ним обошлись несправедливо, и, мне кажется, он имеет право знать, что кто-то — я, например, — считает своим долгом исправить это.
— По-моему, это хорошая мысль, — ответил я, — если, конечно, вы дадите ему понять совершенно ясно, что говорите только за себя.
