Последняя обитель. Крым, 1920-1921 гг. | страница 12
Вполне естественно, хрущевско-брежневский, иначе говоря, былой коммунистический, то есть тоталитарный политический режим охотно реабилитировал чекистов. Отказывали разве что в вопиющих, знаковых случаях, когда восставал против такой реабилитации сам прокурор. И наоборот, руководители и участники крестьянских антисоветских восстаний двадцатых годов, то есть всей огромной и страшной Крестьянской войны, окончательно подавленной в годы коллективизации и голодомора, не реабилитированы по сей день. Соответственно, закрыты и дела повстанцев, а история этой войны как научная проблема до сих пор в ее подлинном объеме не изучена. В 1932—1933 гт. крестьян морили голодом, не заводя на них обычно вообще никаких дел — просто так, чтобы превратить их из хозяев, работающих на своей земле, в пролетаризированных негров.
Официальные историки привносят сюда свои досужие толкования, на которых отражается идеологическая борьба уже нашего времени. Так, например, получается, что открыты дела пострадавших невинно, стало быть, все содержащиеся в этих делах обвинения лживы и надуманы. Иначе говоря, скажем мы с вами, реабилитированы граждане, только лояльные к сталинскому режиму. В остатке же получается, что в этих делах правда — только данные “анкет арестованных”, дата рождения, состав семьи, дата ареста. Все остальное — ложь. А уже из этого, в свою очередь, следует, что имеют под собой фактическое основание только те обвинения, которые содержатся в делах лиц не реабилитированных, а дела эти, как сказано выше, закрыты. Круг замкнулся.
Имея в виду прежде всего эти обстоятельства, несколько лет назад автор этих строк обосновал свой протест против не правомерных ни с морально-этической, ни даже с юридической точки зрения чекистских реабилитаций, предложив пересмотреть дела чекистов, причастных к проведению массовых репрессий. Чтобы решение этого вопроса не отразилось на доступности дел, я не оформлял свою статью как документ, входящий в делопроизводство Генеральной прокуратуры, а опубликовал ее просто как историческую публицистику>43> . Сейчас я склонен ставить вопрос иначе.
Я считаю, что со времен большевизма минуло уже много, даже слишком много времени. Это уже почти такая же древность, как Куликовская битва. Поэтому рассматривать позиции участников былых противостояний и битв с точки зрения нашей современной юриспруденции нелепо. Полагаю, что эти дела за давностью времени необходимо открыть все (например, до 1941 года — однозначно). Юристам с ними делать нечего. Все, кто был репрессирован, умерли, причем умерли достаточно давно. Этими материалами отныне должны заниматься историки.