– Ставай на табурет! – приказал мне Чурпак.
Но я не шевелился, ноги как отнялись. Когда-то давным-давно, в той, прежней жизни, от которой теперь у меня оставались последние секунды, мы снимали какой-то эпизод на мясокомбинате. Для оживления кадра режиссер приказал поставить в цехе десяток овец. Конечно, никто не собирался этих овец резать, но овцы об этом не знали. И мы с изумлением увидели, как привезенные в этот цех животные, ощутив вокруг себя смертоносные стены цеха забоя скота, вдруг сами стали в кружок головами друг к другу – словно перед гибелью молились и прощались… «Молчание овец», парализованных страхом…
Парализованный ледяным страхом, я не мог и шага ступить к табурету.
Весь отряд, все семьдесят подростков и даже бритоголовый командир замерли, ожидая пикантного зрелища.
Чурпак стал веревкой подтягивать меня к табурету, это был могучий парубок, и петля на моей шее затянулась так, что дыхание пресеклось…
Неожиданный рев двигателя и хруст ломаемых над головами веток заставил нас взглянуть вверх. Это, срезая дубовые и сосновые кроны, совершенно немыслимым образом спускался с неба на землю старый Т-34. Но метрах в десяти над землей он завис в воздухе с дулом, направленным на поляну, и громкий, усиленный мегафоном голос приказал:
– Бросай оружие! Всем лежать! Ни с места!
Я узнал голос Сереги Акимова, а он продолжал:
– Развязать пленного, или стреляю без предупреждения! Повторяю один раз…
Шокированный висящим в воздухе танком, Чурпак, тряся оселедцем, быстро сбросил петлю с моей шеи и финским ножом разрезал пластырь, связывающий мои руки. Я взглянул на танк, который стал не спеша снижаться. Когда его гусеницы зависли в полуметре от земли, голос Акимова приказал:
– Антон, на броню! Быстро!
Но быстро я не мог – левая нога уже горела и пекла до паха, и я, превозмогая боль, медленно заковылял к танку.
Тут кто-то из лежащих ничком юных петлюровцев украдкой подтянул к себе брошенный автомат и…
Танковый выстрел оглушил всю поляну, подрезанный снарядом дуб стал крениться и падать, а люк на танковой башне откинулся, из него высунулась фигура Тимура Закоева.
– Антон, быстрей! – закричал он мне. – Бегом!
Невзирая на боль в ноге, я уже бегом подскочил к танку, вскочил на гусеницу и чудом влез на броню.
– Всё! – закричал Тимур куда-то вниз, в башню. – Давай! Вира!
Ветки падающего дуба хлестали меня по лицу, но танковая броня уже возносила вверх, и автоматные очереди пришедших в себя юных петлюровцев бесполезно рикошетили от гусениц и танковой брони днища Т-34.
