– Это все ваш домысел. Ни у кого и в мыслях не было вас прослушивать. Никаких пленок нет в природе. – Пашков улыбался.
– А если я скажу вам номер голубого жигуленка? У меня хороший бинокль.
Пашков пожал плечами:
– Если бы за вами следили, то о номерах позаботились. Кстати, господин депутат, извиняюсь, товарищ депутат, у кладоискателей тоже есть свои тайны, а? Вы не хотите сделать заявление?
Виктор встал:
– Несколько попозже. Кстати, я как-нибудь приглашу вас покататься на катамаране. С семьей. Идет?
– Интересное предложение.
– Тогда договорились. – Виктор подошел к двери и попрощался так, как все ожидают от «красного», выкинув вверх кулак: – Рот фронт, геноссе. Но пасаран.
– Алло, Валечка? Тебя не страшит опасность расстаться со мной на три месяца осенней сессии?
– Страшит, если честно.
– Тогда заеду и – на катамаран. Два захода и два рассвета еще наши. Кстати, я намерен сделать тебе предложение.
– Какое еще предложение?
– В России, когда говорят это женщине, вкладывают вполне определенный смысл.
– Без шуток? Не слишком ли я разбитная вдова для политического деятеля?
– С некоторых пор я понял, что моя жизнь слишком пресна. Ты добавишь в нее перца. Встречай.
…Море было ласковым. Они вновь встречали закат в заливе. Виктор обнял Валентину:
– На следующий год сядем на катамаран и поплывем, извиняюсь, моряки говорят, пойдем далеко-далеко. Крым, Одесса, Констанца, Варна, Стамбул. Покуда хватит времени. Бросим катамаран в какой-нибудь приморской деревушке возле греческого города Пирей, а еще через год пойдем по Средиземноморью – Италия, Франция, Испания.
– Мечтатель. Уже карту изучил. Разграбят за год твой катамаран.
– Кто? Греки? Они же православные. Свои. Ну, это я тебе мозги пудрю. А теперь признавайся, как на духу: это ты засунула клад в тайник катамарана?
– Как ты догадался?
– А кто бы еще? Ольга этого не делала, убитый тоже бы не успел. Когда?
– Когда утром Дима тебя обнаружил и начал звонить, я побежала на «Альбатрос». Увидела труп, этот странный горшок и догадалась, что примерно произошло.
– Зачем же спрятала?
– Ты – идеалист, и умрешь идеалистом. Кому нужны твои красивые поступки? Твой бы клад разворовали еще до того, как он поступил в музей. Такая вот страна.
– Но ведь надо что-то с этим делать?
– Не знаю. Вернее, знаю, что ты все равно завтра отволочешь это золото в музей. Ты, как и Дима, неисправим.
– Что-то я уже соскучился по этому «дерьмократу». Может быть, пригласим его завтра вместе с семьей на прогулку по морю? Лодка большая.
