Когда я утром прихожу в отделение, мать девочки ждет меня. По выражению лица женщины я уже знаю, что она хочет сказать. И не ошибаюсь.
— Моя дочь чуть не умерла после вашего лечения, — набрасывается она на меня с упреками, — у неё была температура до сорока градусов. Я всю ночь просидела рядом с ней, не смыкая глаз. Она всю ночь бредила, металась в кровати.
— Я знаю, — говорю я, обходя её и направляясь в ординаторскую.
— Я начинаю сомневаться в том, что вы можете нам помочь, — сказала она мне в спину.
Я улыбаюсь. Человеческая убогость не знает границ: она думала, что я кудесник, который избавляет от болезни, взмахнув волшебной палочкой — раз, и готово. Мало избавить от болезни, надо выстрадать выздоровление. Если все будет легко и непринужденно, люди перестанут бояться.
В ординаторской я, поздоровавшись с коллегами и сказав что-то ободряющее бледной Ларисе, накидываю белый халат. Поправляя воротник, я смотрю в зеркало на свое отражение. Как сильно меняет человека белый халат! Только что я шел по улице в толпе теней, слившись с ними, став одним из них, и вот, я — врач при исполнении. У меня даже лицо как-то неуловимо изменилось, словно вместе с одеждой я меняю маску.
Впрочем, так оно и есть.
Когда я вхожу в 301-ю палату, мать девочки, вскочив со стула, показывает на кровать и говорит неприязненно:
— Вот, смотрите, до чего вы её довели!
На кровати лежит Оксана. Слипшиеся в сосульки волосы разбросаны по подушке, лицо землисто-бледное с запавшими глазами, которые кажутся огромными, тонкая шея. И улыбка — еле заметная и чувствуется, что даже улыбаться ей тяжело.
— Прекрасно, — улыбаюсь я в ответ, — похоже, дело пошло на поправку.
Я сажусь на освободившийся стул, словно не замечая вытянувшееся лицо матери, и глядя только на девочку, говорю:
— Головной боли больше не было?
— Вчера еще немного болела голова, но уже совсем не так, а сегодня с утра нет, — шепчет она еле слышно.
Я киваю и спрашиваю у матери:
— Вчера вечером и сегодня утром капельницы были?
— Да.
— Часов в двенадцать еще флакон прокапаем, а потом продолжим, — говорю я, обращая конец фразы к Оксане.
— Спасибо, доктор, — говорит она мне глазами.
Я встаю и выхожу из палаты, — девочка изменилась сама и изменила своё будущее. Она сможет все. Перешагнув в своем сознании через смерть, она приняла мир таким, какой он есть, а не таким, каким хочется видеть его. Если бы все люди научились мысленно умирать, мир стал бы добрее и ярче — когда видишь другую сторону жизни, то жить хочется по-человечески, с благодарностью в мыслях и с Богом в сердце.
