С короткой стрижкой, в джинсах и футболке, девочка лет пятнадцати сидит на стуле у стены, и я вижу, что она обречена. У неё еще сохраняется надежда, она верит, что в жизни все еще впереди, а эта досадная мелочь, эта неприятная болячка, ничто по сравнению с далеко идущими планами в жизни. В её возрасте думать о смерти невозможно, — в школе подруги, танцевальная студия и первый поцелуй с мальчиком.
Она обречена, и я еще не знаю, хочу ли я помогать ей. Если я вытащу девочку — а она уже сейчас одной ногой стоит в могиле — в её будущей жизни ничего не будет: убогое существование в маленьком городке без какого-либо желания увидеть мир, первое разочарование и первая любовь, которая быстро перерастет в безумие ненависти. Она родит ребенка-дауна и проклянет Бога. Отягощенная мужем-алкоголиком и ребенком-инвалидом, она будет ненавидеть весь мир. И в этой ненависти будет сгорать никчемная жизнь.
Может, это правильное решение — прекратить её существование сейчас? Решение, которое принято свыше, может, оно единственно верное? Я могу изменить то, что записано в книге судеб, но — нужно ли это самой девочке, которое еще не знает, что её ждет? И даже если она узнает своё будущее, разве она поверит в него, ведь молодости свойственна наивная вера в сладкое завтра?
Непростые вопросы, на которые у меня пока нет ответов.
Непростые ответы, которые еще впереди.
Все будет зависеть от девочки — сможет ли она измениться?
Я киваю головой матери и говорю, что обязательно попытаюсь помочь девочке. Лицо женщины освящается улыбкой. Она говорит, что заплатит любые деньги, что ей ничего не жалко ради дочери, что благодарность будет безразмерна. Она говорит что-то еще, но я уже не слушаю.
Я отворачиваюсь и ухожу — она меня утомила. Так много говорить и не сказать главного — простых слов «здравствуйте» и «спасибо». Воистину, гены интеллигентности за годы коммунистического безвременья вытравлены из генотипа россиян.
Девочка умрет через восемьдесят четыре дня. Я знаю, как это произойдет, я вижу слезы в глазах матери, я уверен, что в отношении меня она не скажет ни слова, но мысленно она будет проклинать. Всех, и меня в первую очередь. Впрочем, она в любом случае будет проклинать весь мир.
Возможно, девочка не умрет. Такое развитие событий я тоже вижу, а, значит, все еще впереди. Возможно всё. Главное, как человек готов измениться.
Вернувшись в ординаторскую терапевтического отделения областной клинической больницы, я открываю папку с историями болезни.
