Лесмес — образ отвергнутого одинокого художника. Он истинный поэт и рассказывает историю мангрового дерева «такими словами, которые ярче любого пламени и красивее всех костров на свете». Ему мучительно молчать, быть непонятым, и, не выдержав испытания, он идет на сделку с собственной совестью, угождает сиюминутным интересам слушателей, читателей, за что потом жестоко расплачивается. Онелио, бесспорно, осуждает позицию Лесмеса, но одновременно говорит о муках отвергнутого, непонятого творца, поэта куда более глубокого, чем Хуан Кандела.
В поэтической сказке «Песня цикады» Онелио с тонким юмором обыгрывает знаменитую басню Лафонтена, которая в русском переложении великого Крылова названа «Стрекоза и муравей», а у Лафонтена — цикада. Главная сентенция басни — «ты все пела» — перечеркивается в сказке Онелио, где цикада говорит: «…я родилась, чтобы петь, и если это вина, то не моя… Пение и есть мое дело, и мне всегда казалось, будто труд мой может пойти на пользу другим…» Несмотря на все козни бездарного, завистливого жука-алькальда, никто не осмеивает поющую цикаду, она одерживает победу и своим пением спасает жителей горного селения от гибели. Мысли Онелио в этой притче предельно ясны: они о силе искусства, о его общественной роли, о его гуманизме, о стремлении людей к красоте. «Песня цикады», пожалуй, тоже «работает» против привычного в кубинской и латиноамериканской критике толкования образа Пепе Лесмеса. Чтобы свести все воедино, надо, очевидно, исходить из того, что Онелио в каждом из рассказов, в каждой притче рассматривает проблему «реальность — воображение», «творец и его предназначение» в новом повороте, смещая акценты. Но отправные положения неизменны: человек не может и не должен жить без мечты, без облагораживающего душу искусства, которое извечно раздвигает пределы реального. И второе: рассказчик, куэнтеро, творец, писатель — это «избранник», но за свой талант он держит ответ перед людьми.
В одном из самых блестящих рассказов Онелио Хорхе Кардосо «Коралловый конь» есть ключевая финальная фраза: «…людей всегда одолевают два совершенно разноликих голода». Речь идет о голоде в прямом и переносном смысле слова. В переносном — это голод человека, лишенного духовной пищи, лишенного искусства и воображения. А о голоде в прямом смысле у Онелио написано множество рассказов, один из них так и называется— «Голод». В «Коралловом коне» главный герой, символически обозначенный Пятым (в контексте это прочитывается как пятый лишний), в отличие от четверых ловцов лангустов, зарабатывающих на жизнь в поте лица, живет на сытых хлебах и попросился на шхуну, чтобы увидеть под толщами воды красно-кораллового коня. Вся четверка воспринимает его как безумца, строит по его поводу всякие подозрения. Воистину голодные сытого не разумеют. С чего это он под палящим солнцем целыми днями вглядывается в морское дно, да без дела, — ведь они-то следят за дном в поисках лангустов? «Имеющий глаза, да видит», — говорит этот странный чужак Пятый. И за его словами слышна и авторская мысль — «умеющий видеть, да видит, умеющий мечтать, да мечтает». И вот финал — из всей четверки только один, от лица которого и ведется рассказ, увидел кораллового коня, но не под водой, а в зрачках мечтателя. При таком сюжетном повороте не суть важно, был или не был коралловый конь и видел ли его Пятый. Тот ему привиделся, ибо он истово мечтал и верил в этого коня как в правду. Образ красивый и по смыслу и по цвету — красно-коралловое в зеленоватой воде. Весь рассказ, с такими будничными подробностями, с разговорной интонацией — а она присуща большинству рассказов Онелио, — прочитывается как стихотворение, и, несомненно, этот шедевр достоин украсить любую антологию.
