– О-о, – пьяно всхлипнула Гингвиэль. – Жаль! Симпатич-ненький!
Стройное, мускулистое тело Дентовиэля было близко как никогда, и Гингвиэль замерла от неизведанного ранее, обжигающе-острого наслаждения. Она не отрываясь смотрела в его бледное, узкое лицо с тонкими полуоткрытыми губы, за которыми явственно виднелись клыки, загадочно поблескивающие в призрачном свете факелов.
«Ну же, кусни меня, глупый», – страстно прошептала Гингвиэль, и в этот миг её губы ощутили волнующее прикосновение вампирьих клыков. Дентовиэль покусывал её долго и умело: легкие прикосновения сменялись резкими, и длинные, сильные руки с острыми ногтями нежно прошлись по шее Гингвиэль.
Даже прогорклый запах перегара от вампирьей бражки не мог затмить этого безумного наслаждения…
Все чувства сгорели в душе прекрасной Гингвиэль, когда серебряной пулей подло, в спину был убит отважный и благородный Дентовиэль. Гингвиэль теперь не волновали ни намерения людей, ни дела вампиров. Даже месть не могла принести утешения её измученному сердцу: охотник на вампиров был убит Прикусиэлем в жестоком поединке. Единственное, что оставалось несчастной, – каждую ночь выходить на охоту и бродить под луной в поисках свежей крови. Но это был не призыв души, а жалкая потребность слабого тела…
Лунная дорога вывела Гингвиэль к маленькому, будто бы игрушечному, домику на окраине. Дверь была не заперта и только тихонько скрипнула, когда Гингвиэль тронула её ладонью. «Доверчивые люди!» – отстраненно, без любопытства, без печали подумала Гингвиэль. Её кровь давно перестала волноваться в предчувствии охоты и будто бы застыла в тот миг, когда перестало биться сердце её возлюбленного Дентовиэля. Её кровь… может быть, глоток юной крови согреет хотя бы на несколько минут…
Миновав темную пустую гостиную, Гингвиэль бесшумно вплыла в спальню. Да, это здесь… Чутьё на свежую кровь ещё ни разу не обманывало её. Не подвело оно и в ту безлунную ночь, ставшую роковой для милого, бесшабашного Дентовиэля, так любившего риск и азарт ночной охоты…
В комнату мягко лился лунный свет. Мерно тикали часы… Юноша спал. Его чёрные волосы разметались по подушке, правая рука беспомощно свесилась с кровати. Человек. «Пока», – про себя хмыкнула Гингвиэль. Намётанным взглядом она отмечала и острый подбородок, и тонкое, нервное лицо, и упрямо сомкнутые губы…
Крови! – да, теперь же! сию минуту! – этой божественно прекрасной, свежей, здоровой крови, омывающей сильное мускулистое тело!
