— Меня перестали интересовать романы, отец.
— Признаться, я и сам небольшой поклонник изящных искусств. И при этом ценю в Атерионе собеседника… Да, кстати, я предложил ему погостить у нас еще неделю. Будь любезна, покажи ему имение. Он так восторгался нашим садом… думаю, что и охотничьи угодья его не разочаруют.
Вирита обреченно вздохнула и, выйдя на балкон, приказала Эрну:
— Седлай коней. Сегодня — еще и Бабочку. Для нашего гостя.
Пустив своего коня бок о бок с конем Вириты, признанный философ и автор дамских романов принялся взахлеб рассуждать о страстях человеческих. Он говорил о том, как зарождается страсть, как она зреет, как ищет выход в поступках и как, в свою очередь, порождает новую страсть. Быстро увлекся — и даже не заметил, что увлечь Вириту так и не сумел. Говорил о сути страсти, а Вирита улавливала иную суть: дядюшке Атериону не собеседник нужен, а слушатель.
Вирита украдкой оглянулась на Эрна — он подъехал ближе, чем обычно позволял себе. Она не сомневалась: он слышит. И почти не сомневалась: на его лице промелькнула улыбка, странная улыбка — снисходительно-ироничная, адресованная философу. А другая была для госпожи. Заговорщическая.
Вирита знала: она и на этот раз простит рабу дерзость.
Нелепая мысль: Эрн достоин того, чтобы ему прощена была любая дерзость…
* * *
— Ох, поскорей бы уже свадьба! Госпожа уедет… и мы уедем тоже. Вместе, Эрн! Представляешь, вместе! — Идма сияла. — Наша кухарка раньше в Восточном жила, говорит, там надсмотрщики добрей… ну, господа-то редко бывают, вот и поспокойнее там… Эрн, ты меня слушаешь? Почему ты все время молчишь?
— Слушаю. Мне нравится слушать тебя, Идма…
— Нет, ты, наверное, думаешь, что я ужасно глупая, да, Эрн? Это ты у нас…
— Что я? — Эрн невесело усмехнулся.
— Ты очень умный, Эрн. Я давно знаю… — Идма понизила голос, — что ты книжки читаешь… прямо как наша госпожа… Эрн, а это правда, что если прочесть много-много книг, то можно…
— Что, Идма?
— Можно стать таким же, как свободные господа? — еле слышно закончила Идма.
— Правда, — твердо ответил Эрн.
— Наверное, поэтому нам не дозволяют учиться читать… да, Эрн? Ты такой смелый… ты… Эрн, почему ты смотришь на меня… так…
— Ты необыкновенная, Идма. Ты ничуть не хуже нашей госпожи, а может, и лучше.
Идма охнула, спрятала вмиг раскрасневшееся лицо в ладошках. Ей было страшно слушать Эрна — и радостно, так радостно!
— Эрн… О, Эрн!..
Эрн обнял ее за плечи — как тогда, у реки.
— Идма…
