Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек | страница 7
Антипатия была взаимной. Хелен отличалась от Изольды почти во всем. Она была невысокая, тоненькая блондинка, красивая какой-то детской красотой, из-за которой выглядела гораздо младше, чем была на самом деле, с большими, ясными голубыми глазами и совершенно чуждая какой-либо фальши. Хотя в своих пристрастиях она не была особенно избирательной, однако разговаривала неглупо и с сознанием ограниченности своего умственного горизонта, что выглядело мило и представляло ее в лучшем свете. Она не возражала против флирта, если только это не касалось работы, к которой девушка относилась с оправданной, но все равно немного забавной серьезностью. Вообще говоря, для своего возраста она лицедействовала необычайно искусно, и хотя в ней отсутствовал злой интеллектуальный блеск актрисы в репертуаре Шоу[13], в ролях более сдержанного свойства Хелен была бесподобна, а два года назад с ошеломительным и действительно заслуженным успехом сыграла Джульетту. Изольда слишком хорошо осознавала превосходство сестры на сцене, и это не прибавляло их отношениям теплоты.
Хелен не разговаривала с начала пути. Она читала «Цимбелин», сосредоточенно хмурясь, и не могла понять, нравится ей или нет. Порой, когда поезд задерживался на станциях особенно долго, она с легким вздохом отрывалась от чтения и начинала смотреть в окно, потом снова возвращалась к книге. «Смертельный минерал?[14] – думала она. – Да что это вообще значит? И кто там чей сын, и в чем дело?»
Сэр Ричард Фримен, главный констебль Оксфорда, возвращался с совещания полицейских в Скотленд-Ярде. Он сидел, удобно откинувшись, на своем месте в купе первого класса: седые волосы стального оттенка аккуратно зачесаны назад, в глазах – воинственный блеск. В руках у сэра Ричарда был экземпляр «Малых сатириков XVIII века» Фена, и как раз в это время он мысленно отмечал свое категорическое несогласие с мнением данного исследователя о творчестве Чарлза Черчилля[15]. Критика эта впоследствии не произвела на Фена никакого впечатления, поскольку он, во всяком случае публично, почитал за правило проявлять полное безразличие к своему предмету. Вообще говоря, отношения между Феном и сэром Ричардом были любопытные, ибо самым большим увлечением последнего являлась английская литература, а первого – работа в полиции. Они могли часами излагать друг другу фантастические теории из области деятельности своего собеседника, и каждый при этом изощренно язвил по поводу компетенции другого. А стоило речи зайти о детективах, заядлым читателем которых был Фен, дело и вовсе начинало пахнуть дракой. Фен не без яда повторял – и, надо признать, не так уж далеко уклонялся при этом от истины, – что детектив – единственная литературная форма, еще хранящая истинные традиции английского романа, а сэр Ричард обрушивал свой гнев на нелепые методы расследования, которые в них применяются. Их отношения еще более усложнились после того, как Фен раскрыл несколько дел, в которых полиция зашла в тупик, а сэр Ричард опубликовал три литературоведческие книги – о Шекспире, Блейке и Чосере. Наиболее восторженные рецензенты из еженедельных газетных обозрений писали, что теперь, по выходе этих трех книг, все традиционное литературоведение, представителем которого был и Фен, можно считать устаревшим. Именно в том, что оба были любителями, и заключалась причина их поразительных успехов. Как предположил один язвительный пожилой профессор из колледжа Фена, если бы Фен и сэр Ричард когда-нибудь поменялись местами, то первый нашел бы полицейскую рутину столь же невыносимой, как второй – кропотливые тонкости текстологии. У обоих хобби имело приятный характер и довольно неопределенные границы, в которых не было места таким скучным деталям. Их дружба была по-настоящему крепкой, и они с огромным удовольствием проводили время в компании друг друга.