Тогда я поняла, что им больше движет непонятное мне упрямство, желание добиться цели, чем любовь ко мне. И я подумала, что получив то, чего он столько ждал… Мы вцепились друг в друга, как голодные звери, предавшись любви прямо там, в храме. Все произошло слишком быстро, чтобы я что-то почувствовала в тот момент. И все же я неожиданно получила какое-то извращенное удовольствие от сознания, что мы обошли сети Найяра. Может, это и стало следующим связующим нас с мужем звеном, маленькая и грязная месть большому зверю. Страсть на грани, на острие, когда над головами маячила тень ярости герцога и занесенного топора.
— Я дождусь момента, все равно заберу, — сказал мне перед расставанием муж.
Наши встречи были редки, потому что его по-прежнему отправляли подальше от столицы. Но о разводе больше речь не заходила. Но однажды Найяр сразил меня словами:
— Можешь считать себя вдовой.
Никаких пояснений, вспышек гнева или криков и обличений. Короткая фраза и все.
— Тогда встречай прежнюю Сафи, — так же коротко ответила я.
Мы посмотрели в глаза друг друга. Я услышала предупреждение, он понял угрозу. Ру остался жив, но охрана стала с того дня усиленной, да и сам Най стал реже оставлять меня одну, охраняя свою территорию, как злобный пес. Что не помешало нам с Руэри встретиться через два месяца снова. Мы даже пробовали один раз бежать, но, в результате, пришлось бежать Ру, а меня вернули во дворец.
Это был единственный раз, когда Найяр метал молнии и громы, даже дал мне обжигающую пощечину, и мы неделю не разговаривали, он даже спать ушел в другие покои. Напился и затащил в них фрейлину герцогини. А наутро мне об этом сообщили. Не буду врать, что меня это совсем не задело, но жгучей ревности не было. Однако спать в других покоях герцогу пришлось еще неделю, я закрыла дверь перед его носом. С содроганием ждала бури и выбитых дверей, но этого не случилось. Была белоснежная кобылица, новое украшение и заверение в любви. Затем шантаж и угроза Руэри. На этом и помирились.
Снова были жаркие ночи, моя благотворительность, вечера для нужных людей и вполне сносные семейные отношения. А еще была одна навязчивая мечта, что однажды я покину герцогский дворец и забуду все это, как страшный сон.
— Моя госпожа, — назойливый голос Габи вполз в сонный мозг. — Моя госпожа, просыпайтесь. Его сиятельство уже присылал за вами.
— Скажи, я умерла, — пробурчала я. — Он был слишком жесток утром, и мое сердце не выдержало.
