Прекрасно справились с задачей и наши артиллеристы, и офицеры стрелкового батальона. Мы получите благодарность командующего армией за отличную организацию учения.
После учения, осматривая траншеи воображаемого противника, я увидел сидящего на бруствере окопа молодого красноармейца.
— Ходил сегодня в атаку? — спросил я.
— Ходил, товарищ генерал!
— Страшно?
— Страшно, конечно. А главное — обидно.
— Почему же обидно?
— Да уж как я в мишень целился, товарищ генерал, а, видать, не попал. Вот она, целая.
— Не огорчайся, — постарался утешить его я. — В следующий раз попадешь. Во врага попадешь.
— Да в немца-то другое дело. Я, если из винтовки но попаду, голыми руками задушу его.
— Сердит на немцев-то?
— А как же не сердит? Дом сожгли, батю убили, сестру в неволю угнали. Душа горит, товарищ генерал.
— Терпи. Недолго осталось…
Очень много времени и сил отнимали учения с танками. Бойцы учились ходить за танками в атаку, а самое главное — без страха встречать танки «противника», поражать их гранатами и бутылками с зажигательной жидкостью. Учения проводились с предельным приближением к условиям боя. Не раз устраивались обкатки бойцов танками, когда тяжелые машины проходили непосредственно через окопы, занятые обороняющимися. Должен признаться, что это суровое испытание.
Но усилия наши не пропали даром. Это подтвердили самые ближайшие события.
Боевая учеба была такой напряженной, накал ее так возрастал с каждым днем, что совершенно невольно у всех бойцов и командиров рождалось чувство, что мы готовимся к чему-то небывалому, грозному. Это было как жарким летом перед грозой, когда накапливающееся в атмосфере электричество создает ощущение томительного ожидания чего-то, что вот-вот должно произойти. Это «что-то» произошло в ночь на 5 июля…
Где-то на горизонте невидимый музыкант гулко забухал в черный барабан неба. Большое расстояние, с которого доносились звуки канонады, не лишало ее грозной мощи.
— Началось! Началось! — проснувшись среди ночи, вполголоса заговорили кругом.
Почему-то все были уверены, что стреляет наша артиллерия.
— Наши! На Курской дуге! — с гордостью сказал мне маленький белобрысый красноармеец, пробегая мимо хаты, с порога которой я напряженно всматривался в черное июльское небо.
Приказа никакого не было, но все поднялись очень рано. А многие, как и я, услыхав канонаду, так больше и не ложились. Я сидел у телефонов и, как на живые существа, сердился на них за молчание Наконец уже под утро в аппарате что-то крякнуло — и раздался долгожданный звонок. Звонил командир нашего корпуса генерал А. И. Родимцев.
