Он сердито тряхнул головой, будто отгоняя наваждение.
— А бабушка не отпускала меня сегодня из дома, — по-детски смешно растягивая слова, проговорила она, поворачиваясь к Смолякову. — Говорила: «Я знаю, ты опять к нему пойдешь… Не ходи, внучка. Зачем он тебе нужен — старый, некрасивый, женатый?..» А ты не старый. Вот. И хороший. Мне с тобой так хорошо, как никогда не бывало…
Качнувшись, светлое платье снова поплыло вперед.
Видимо, ее бабушка все-таки права. Девчонке не следует больше приходить к переезду. А тебя, Смоляков, вся деревня наверняка считает старым греховодником. Дожил! Нечего сказать, хороша слава…
А ты сам сможешь не прийти на свидание?
Молчишь, не знаешь… Вот так-то. Мы еще посмотрим, что ты станешь делать, когда придет время улетать к себе, на Север.
К себе?
К своей работе, а значит, и к себе.
Четыре дня. Еще четыре дня. Всего четыре дня! А потом?..
— Смотри, звезда упала!
Август… Земля проходит через метеорный поток Леонид… В августе на Диксоне уже формируются первые караваны судов с грузами для островных станций. Полярный день уже закончился, а ночь еще не наступила. Сейчас на Севере странное время, которое в авиаметеосводках обозначается буквами «СВН» — сумерки всю ночь… На Диксоне сейчас хлопотно: кадровики формируют экипажи полярных станций, снабженцы делят приборы и оборудование, и надо бы, конечно, самому быть сейчас там, успеть выторговать новую аппаратуру и людей подобрать, да мало ли дел?..
— А я успела загадать желание!.. А еще я успела сломать каблук и уже целых двадцать минут иду на одной ноге, а ты ничего не замечаешь. Ты опять задумался. Скажи, о чем ты сейчас думаешь?
Он остановился.
— Прости, малыш. Что у тебя случилось?
— Каблук сломался. Это очень старые туфли. Мама купила их, когда я получала паспорт.
Он грустно усмехнулся — ей всего девятнадцать, ему вдвое больше. Права ее бабушка, во всем права — что общего может быть у девчонки и такого старого пня?..
— Знаешь, давай отломаем и второй каблук! А то я не смогу потом идти по траве до скифского кургана, и мы с тобой не посмотрим зарево.
Проворно наклонившись, она сняла с ноги туфлю и протянула ему.
— Не торопись, малыш. Скоро будет переезд. Там есть будка, в которой сидит… не знаю кто — сторож или дежурный. Может быть, у него найдется молоток, и я прибью каблук, — размеренно проговорил Смоляков, легонько дотрагиваясь до ее плеча и помогая сохранить равновесие, пока она надевала туфлю. Затем он ласково подтолкнул ее вперед.
