И когда Саймон стоял, озаренный косыми лучами предвечернего солнца, которое, склоняясь к закату, обходило южную сторону крыльца, а воздух, напоенный тысячью пьянящих ароматов народившейся весны, звенел полусонным гудением насекомых и неумолчным щебетом птиц, до Айсома, появлявшегося в прохладном дверном проеме или за углом, доносилось монотонное бормотанье деда, полное ворчливого недоумения и досады, и тогда он шел на кухню, где, мурлыкая бесконечную мелодию, неустанно трудилась его невозмутимая желтолицая мать.
— Дедушка опять со Старым Хозяином разговаривает, — сообщал ей Айсом. — Дай мне холодной картошки, мама.
— А что, мисс Дженни тебе нынче никакой работы не нашла? — спрашивала Элнора, подавая ему картошку.
— Нет, мэм. Она опять на этом ихнем томобиле уехала.
— Еще слава богу, что мистер Баярд и тебя вместе с ней не прихватил. Ну а теперь проваливай из кухни. Я уже вымыла пол, а ты тут опять наследишь.
В эти дни Айсом часто слышал, как его дед беседует с Джоном Сарторисом. В конюшне, возле цветочных клумб или на газоне он ворчливо толковал что-то этой дерзкой тени, властвовавшей над домом, над жизнью всех домашних и даже над всего округой, которую пересекала построенная им железная дорога, издали совсем крошечная, но выписанная точно и четко, словно декорация спектакля, поставленного для развлечения человека, чья упрямая мечта так ядовито и лукаво смеялась над ним, пока сама оставалась нечистой, теперь же, когда мечтатель освободился от низменности своей гордыни и столь же низменной плоти, засияла чистотой и благородством.
— Нечего сказать, экипаж для джентльмена! — бормотал Саймон. Он уже снова ковырял мотыгой клумбу с шалфеем в начале аллеи. — Разъезжает на этой штуке, а настоящий экипаж тем временем гниет в каретнике.
О мисс Дженни он не задумывался. Не все ли равно, на чем ездят женщины, если мужчины им позволяют. Они только выставляют напоказ экипаж джентльмена, они всего лишь барометр его положения, зеркало его родовитости — это даже и лошади понимают.
— Ваш родной сын и ваш родной внук прямо у вас под носом катаются на этой новомодной штуковине, — продолжал он, — и вы это терпите. Вы сами ничуть не лучше их. Вам бы надо издать закон, масса Джон, ведь теперь, после всех этих заморских войн, молодые люди и знать не знают, что такое благородное поведение, они не знают, как должен вести себя джентльмен. Как, по-вашему, что люди думают, когда видят, что ваша родня разъезжает на такой же таратайке, на какой ездит самая последняя шваль? Стыдились бы вы, масса Джон. Ведь в наших краях Сарторисы еще до войны знатными господами были. А вы теперь на них взгляните!
