Местность здесь была возвышенная, покатые склоны уходили вдаль к сплошной полосе голубых холмов, но вскоре дорога круто спустилась в долину, где добрые широкие поля сладко спали в тихий предвечерний час, и вот они уже вступили на земли Баярда, и пахари то и дело поднимали руку, приветствуя проезжавшую коляску. Потом дорога подошла вплотную к железнодорожной линии, пересекла ее, и наконец среди дубов и белых акаций показался дом, построенный Джоном Сарторисом, и Саймон въехал в железные ворота и покатил по плавному изгибу аллеи.
На том месте, где много лет назад однажды остановился патруль янки, была разбита клумба с шалфеем. Саймон лихо подкатил к клумбе, Баярд слез, и Саймон, снова цокнув на лошадей и передвинув сигару так, что она уже не торчала под прежним головокружительным углом, поехал обратно в город, Баярд немного постоял перед своим домом. Простое белое здание мирно дремало среди освещенных солнцем вековых деревьев. Глициния, обвивавшая одну сторону веранды, отцвела и осыпалась, и бледные лепестки воздушной пеленою укутали ее темные корни и корни розы, которая вилась по той же раме. Роза медленно, но неуклонно глушила свою соседку. Она была густо усыпана мелкими, с ноготь, бутонами и бесчисленным множеством распустившихся цветков величиной с серебряный доллар — лишенные запаха, они росли на таких коротких стебельках, что их невозможно было сорвать. Но сам дом был тих и безмятежно спокоен, и старый Баярд поднялся на пустую, украшенную колоннами веранду и прошел через нее в прихожую. Глубокое молчание не нарушалось ни шорохом, ни звуком. Он остановился посреди прихожей.
— Баярд!
Лестница с белыми балясинами перил, устланная красным ковром, изящной дугою поднималась во мглу. С потолка свисала старинная люстра с гранеными хрустальными подвесками и колпачками над подсвечниками, к которым потом подвели электричество. Справа от входа, возле раздвижной двери, открытой в полутемную комнату, известную под названием гостиной, в которой царила лишь изредка нарушаемая атмосфера торжественного величия, стояло высокое зеркало, полное мрачной тьмы, как тихие воды в вечернем омуте. Длинный косой столб солнечного света расчертил квадратами дверь в дальнем конце прихожей, а за этим световым барьером поднимался и затихал в монотонном миноре чей-то голос. Слов было не разобрать, но Баярд их и не слышал. Он снова громко произнес:
— Дженни!
Пение смолкло, и когда он повернулся к лестнице, высокая мулатка появилась в косых лучах солнца у задней двери и, с шумом шлепая босыми ногами, вошла в дом. Ее выцветшее синее платье, все в темных подтеках, было подобрано до колен и открывало икры, стройные и прямые, словно ноги какой-то высокой птицы, а ступни казались бледными пятнами кофе на полированном темном полу.
