— Простите меня, Фабьена, — медленно выговаривает моя сестра.
— За что? За деньги, которые вы получили от моего мужа, или за гадости, которые вы наговорили о нем? Или теперь он уже не представляется вам таким уж ничтожеством?
Браво! Фабьена взяла за меня реванш.
— Может, нам лучше уйти? — предлагает Одиль. — Альфонс остался там один с Жаком…
— У нас нет никаких секретов, — возражает Брижит. — Я могу пожертвовать эту сумму на медицинские исследования или…
— Это ваше личное дело, — перебивает ее Фабьена и жестом приглашает нотариуса возобновить чтение. — Что там дальше?
Сонна, все это время не отрывавший глаз от последнего прочитанного слова, осторожно продолжает:
— «Что касается моего художественного наследия — спасибо, что никто не рассмеялся, — пусть каждый из родственников и друзей выберет в трейлере кому что придется по вкусу и возьмет себе. Мне хотелось бы также, чтобы картины, на которые не найдется охотников, были переданы…»
Мэтр Сонна сделал многозначительную паузу и потянулся к стакану с водой.
— Кому? — спрашивает Жан-Ми.
— Здесь смазано, — извиняющимся голосом отвечает нотариус и взглядом призывает на помощь Фабьену.
Она, даже не взглянув в завещание, отзывается:
— Я поняла. Что еще?
Мой несчастный душеприказчик вкладывает в конверт первый листок, разворачивает второй и, вскинув брови, принимается отчетливо и предельно выразительно читать:
— «И наконец, весьма важная для меня просьба, за которую искренне прошу извинения у тех, кого она шокирует…»
Тьерри Сонна придвигается к столу и допивает до дна свой стакан воды.
— Ну-ну? — стоически ободряет его Фабьена, готовая к самому худшему.
— Весьма сожалею… Я ехал из Бур-Сен-Мориса… тут этот гололед… я вышел надеть на колеса цепи и упал.
Листок передают из рук в руки. Три последние строчки действительно расплылись, так что их невозможно прочитать. С трудом различимы слова «в дар» и «кому понадобится». Да и то — различимы для меня, а мне этот текст как-никак знаком. Хорошо хоть подпись невредима. Как понимать этот инцидент? Что это: случай или перст судьбы? Может быть, моему последнему желанию не следовало исполняться? Теперь, за чертой, я все более и более критически отношусь к чувствам, под влиянием которых писалось завещание.
— Может, он хочет, чтобы его одежду раздали бедным? — предполагает Одиль.
— Нет-нет. — Жан-Ми водит пальцем по чернильным разводам. — По-моему, он хочет подарочную упаковку — ну, гроб с бантиком… Шутки ради… Это вполне в его духе.
