— Простите, — прошептала Наила, не глядя на меня.
— Это вы меня простите, — учтиво ответил я.
И мы оба расхохотались, лежа на расстеленном парусе. Потом встали и отыскали в пустой ввиду зимнего времени раздевалке полотенца.
Это было в прошлом году.
Что ждало нас в будущем? Может, нашей любви очень скоро пришел бы конец? Или страсть и искренность притупились бы со временем и все свелось к нудной связи? Или все же у меня хватило бы мужества — и желания — бросить ради нее семью? На что я решился бы, если бы дошло до крайности: предпочесть Наилу или пожертвовать ею?
Не удивлюсь, если окажется, что я умер от нерешительности. С горечью убеждаюсь, что эта черта характера не исчезла и за гробом.
* * *
Напутствие меня в мир иной прошло нормально. Я ничего не почувствовал. Пожилой священник честно пробубнил всю обойму положенных молитв, но держался как-то отчужденно, словно недоумевая, почему вдруг он тут очутился. Мы видели друг друга первый раз. Ни в нашей церкви, ни в Пьеррэ я его не встречал. Возможно, его прислали по вызову — какая-нибудь служба «Гробы на дому» вроде «Срочной медицинской помощи».
Мне очень стыдно, но, пока мою душу препоручали Господу, я думал только о том, что теперь бы в самый раз глоток аперитива.
Часов в двенадцать пришел из школы Люсьен, ничуть не испуганный, с ранцем за спиной и электронной игрой на батарейках в руке — видно, не отрывался от нее всю дорогу. Вероятно, хотя Фабьена все объяснила по телефону, учительница с директором побоялись рассказать мальчику, что произошло. Мать ждала его в передней. Она взяла его за плечи поверх ремней от ранца и, подготовив почву какими-то туманными намеками, наконец сказала, что в дом пришла беда и он теперь стал мужчиной. Люсьен сразу просек.
— Папа умер? — выпалил он с округлившимися глазами. Фабьена прервала на полуслове запутанные рассуждения о жизни, смерти, испытаниях и взрослении. Такая реакция выбила ее из колеи, почти… разочаровала — у нее было заготовлено еще столько красивых фраз.
— Нет-нет, — невольно вырвалось у нее в первую секунду. — То есть да… Видишь ли, он ушел, но не покинул нас навсегда — он сейчас на небе вместе с бабушкой. Понимаешь? И ты должен молиться за него, потому что…
— От чего он умер? — перебил Люсьен, всегда, как и его мать в нормальном состоянии, мысливший практически.
— Разрыв ао… Это было не больно, как укол. Папа не страдал, он ушел во сне. Крепись, малыш.
И Фабьена прижала его к себе вместе с ранцем. Наконец-то она заплакала. Хотя, как я подозреваю, не из-за меня, а из-за нависшей над сыночком угрозы гипертонии.
