– И зачем тогда огород городить? – спросил я, – Перевели бы деньги по интернету, а корону миллионерше по почте прислали.
– Это же шоу, – сказал Марк, – Маст гоу он.
– Ну, – сказал я, – если маст….
Самой небедной, судя по голосованию, была самая бледная. Достойной короны жюри сочло блондинку в нежно-голубом.
После фанфар, поклонов и благодарностей, обильно звучавших со сцены, мы спустились вниз, в фойе, где стали пить коктейли и прохаживаться туда-сюда, косясь на людей, отвечавших нам взаимностью.
Мася плыла, я плелся, Марк подпрыгивал – все вели себя, сообразно темпераменту.
– А это конкурсантка прошлого года, – остановившись рядом с нами, заговорила маленькая черненькая женщина, обращаясь к одутловатому хлыщу в бархатном пиджаке. Она подталкивала к нему длинную худую брюнетку со зло поджатым маленьким ртом.
– И как вам в Монако? – обратился я к Масе, потягивая из треугольного бокала чего-то очень крепкого, сладкого и густого.
– Что там делать, в этом Монако? – сказала Мася, прикладываясь к стакану с яблочным соком, – Как московский спальный район, только возле моря.
– Вы там часто бываете?
– Бываю, ага. В прошлый раз там в музее разрезанную овцу показывали. Мы ее купить хотели, да в цене не сошлись. Хотя я даже рада. Ну что это за украшение? Кишки овечьи за стеклом. Я бы ночей не спала. А Суржик говорит, что вивисекция.
– Инвестиция, – поправил Марк, который тоже был в Монако и теперь я догадываюсь, кто его вояж финансировал.
– А чучело человека купить не хотите? И такие есть выставки – я вспомнил недавно прочитанную статью.
– Не зна-аю, – задумчиво протянула она.
Марк захихикал.
– Мась, мы же видели с тобой! В Берлине! Помнишь, там мертвяки чай пьют, в спорт играют.
– Ой, не напоминай! – белое лицо ее ненадолго исказила гримаса.
– А какая вам разница? – спросил я, – Что там мертвое тело, что там?
– Человека на витрину нельзя, – сказала Мася с видом прямо-таки богомольным, – Это святое.
А дур на витрину выставлять, конечно, благое дело, подумал я, наблюдая краем глаза, как бархатный франт лениво цедит что-то юной брюнетке в приклееную улыбку.
– Святое – не святое, а сама себе титьки вставила, – сказал Марк.
– Но это же для красоты, – сказала Мася, ничуть не смутившись.
– А на вид и не скажешь, что подделка, – сказал я, глянув на два упругих мячика под белой тканью дорогого платья.
– Да, я вся с ног до головы переделанная. Не до конца еще, но почти. Боюсь, как бы не переборщить. Сергей Владимирович рекомендует очень, только всегда говорит, что от него слышать хотят, потому что бабла хочет. А я же не хочу, как Варвара Петровна, которая спать не может, потому что не закрываются глаза.
