Тем временем жизнь наладилась. Возвращаясь с пляжа, он видел, что постель прибрана, окна закрыты, чтобы избежать проникновения удушливой жары, белье лежит проглаженным в комоде, тюбики с зубной пастой и для бритья стоят с завинченными колпачками, умывальник — вымыт до блеска, а в термос налита свежая вода. И, естественно, его ждал завтрак.
Он работал всю вторую половину дня. Услышав в семь часов на лестнице удаляющиеся шаги сиделки, означающие, что путь свободен, что полковник умыт и накормлен, напомажен и уложен спать с рукой на звонке, он откладывал перо и приходил побродить около матери, спрашивал: «Что на ужин?» — и завладевал террасой.
За две недели материнская кормежка, солнце и отдых превратили тощего черного волка в лощеного молодого человека.
Однажды утром, когда он подтаскивал к берегу доску от серфинга, которую хозяин пляжа, его бывший лицейский товарищ, одалживал ему, он увидел подставленные солнцу груди, показавшиеся ему знакомыми.
«Элизабет», — произнес тихо он.
Глаза за большими фарами очков открылись, и Элизабет — это была именно она — поднялась, опираясь на локти. Ах, это ты, как поживаешь? У меня порядок, а у тебя, тоже порядок, обожди, я тебе представлю жениха, мы обвенчаемся в будущем месяце, видишь, это он там на водном велосипеде, нет, меня ждут, привет.
Он сбежал, а вернувшись раньше обычного, столкнулся с сиделкой, когда на кухне стал рыться в холодильнике.
— И вам не стыдно нагружать всей этой работой мать? — спросила она. — Ох, уж эти мужчины! Все одинаковы. Разве вы не видите, как она устает?
— Она обожает жертвовать собой, — сказал Пьер, и был не так уж не прав. Тем не менее он поискал ее. Она читала на террасе полковнику, который иначе отказывался есть.
Прежде Пьер никогда не замечал, что его мать пользуется для чтения очками. Он их тихонько снял.
— Что ты делаешь? — спросила она. — Зачем?
Он взял ее за руку и заставил встать.
— Идем. Я приглашаю тебя в ресторан. Надень красивое платье, чтобы не позорить своего сына.
Но она и слышать об этом не хотела. И как обычно, когда их разговор выходил из избитых фраз, они стали ссориться, в то время, как, лишенный своей газеты, полковник недовольно ерзал на месте. Мать и сын явно готовы были к разлуке, о которой потом станут жалеть.
Пьер сообщил о своем отъезде.
Собрав вещи в чемодан, который стал тяжелее от трех банок варенья, он крепко прижал к себе мать.
— Поцелуй отца перед отъездом, может статься, ты его больше не увидишь.
