Маленький белый «фиат» | страница 9



Хотя она была первой во всем, она никогда ничего не утаивала от подруг. Когда она занялась танцами, то познакомила их всех с лучшими клубами и любезными торговцами экстази, а когда узнала, что можно хорошо развлечься в Берлине, она пригласила на вылазку друзей; сделав себе татуировку, она на Рождество всем оплатила татуировки.

Однако Эстелла подавала и такие примеры, которым не особенно хотелось следовать. Как-то раз она попала в больницу в результате потери сорока процентов положенного веса, она вкалывала себе море героина, она перевела всю поэзию Р.С. Томаса[2] на французский и с интересом наблюдала, как старший брат постепенно становится старшей сестрой.

За время знакомства с Жан-Пьером Вероника отдалилась от своих друзей. Она сказала Цезарю, что раз уж она снова молода, то прежде всего хочет встретиться с Эстеллой и посмотреть, что из этого выйдет. А закончить они могли где угодно, — может, в баре на Ла Пигаль, прикидываясь любовницами и поддразнивая этим седовласых англичан, или в ночном клубе на Кава, оказавшись вдребезги пьяными среди испанцев, или на крыше дома, отмокая в бассейне одинокого миллионера.

— Как бы мы не закончили, — сказала она сенбернару, — это все лучше, чем сидеть и тащиться под медитативные этюды.

По рассеянности она пропустила нужный поворот. Наплевать. Она знала, где находится, машин вокруг немного, и ей нравилось подпевать мелодии, что звучала по радио. Дорога вела в тоннель. Боясь помять машину, Вероника поехала медленно и осторожно.

Глава 4

Она проснулась в куртке и ботинках. Медленно выбравшись из постели, она направилась в комнату родителей, где звонил телефон. И каждый его звонок болью отдавался в глазах. Она подняла трубку и попыталась что-то произнести, но выдавила лишь хриплое кваканье.

— Кто это? — раздался голос в трубке.

— Я.

— Ты как неживая.

— Очень может быть. Который час?

— Почти два.

— Рада тебя слышать, но что это ты вдруг звонишь мне в воскресенье в два часа дня? В такую рань…

— Я не ожидала застать тебя в таком состоянии — решила, что ты уже никуда не вырываешься, просто сидишь с этим Жан-Пьером и исследуешь родственные миры света и звука под его унылую старческую наркоту.

— Ты сильно отстала от жизни, Эстелла, — она прилегла на кровати. — Я вырвалась на свободу. Прошлым вечером я поехала к нему, мы просто сидели, пили и курили, мне не дозволялось говорить, пока он крутил для меня эту музыку, которая звучит так, словно шкурят муравейник.