Маленький белый «фиат» | страница 2
Перед ее приездом он, как обычно, скрутил шесть жирных косяков и выложил их в ряд на тарелке. Три из них он уже выкурил, каждый раз предлагая и ей, но она отказывалась. Он прикурил четвертый и втягивал дым, медленно вращая головой, а затем выдыхал, изгибая губы настолько манерно, что это стоило ему потери друзей. Люди, не уверенные в том, что он им симпатичен, отдалялись от него после этого маленького представления, когда он подчеркнуто равнодушно прикрывал глаза и выпускал дым из правого уголка рта так, что тот серафимами повисал в воздухе. «Какой он самовлюбленный», — говорили они потом. «Вы видели, как он курит?» — неоднократно слышала Вероника.
Она наполнила себе стакан, и он предложил ей косяк. Она пообещала себе, что хоть один вечер, проведенный у Жан-Пьера, не будет плющиться, и все было нормально, но что-то в этой записи «Там, где рождается звук» в исполнении Софийского Экспериментального Октета Хлеборезки заставило ее почувствовать, что выбора нет, и она потянулась за косяком. Сделав несколько затяжек, вернула его.
Через восемнадцать минут закончилась первая тема. Обычно между записями он останавливал диск и читал короткую лекцию о прослушанном. Но сейчас он этого не сделал, а просто посмотрел в потолок, предоставив диску играть дальше. Он прищурился, очень медленно смежил веки.
Косяк в пепельнице потух. Она раскурила его и, вскоре передав Жан-Пьеру, взяла стакан. Вторая дорожка, казалось, звучала, как и первая, но она была значительно короче. Она закончилась менее чем через минуту. Жан-Пьер взял пульт управления и нажал на «паузу».
— Я должен притащить их сюда, — сказал он.
Она слышала об этом уже много раз. Он часто и весьма пространно рассказывал, как собирается организовать цикл уникальных вечеров авангардной музыки — в эффектных декорациях достопримечательных мест, где соберется благодарная, сумеющая оценить их аудитория, пресса будет в диком восторге, и они завоюют такую репутацию, что билеты будут раскупаться за недели вперед. Это принесет ему деньги, он станет проповедником любимой им музыки, прославленным в богемных кругах, — на что он всегда надеялся. Его будут уважать в Париже, да и во всем мире, те музыканты, которых он обожает, и его имя станет известно тем, перед кем он преклонялся.
В первые дни их знакомства Вероника и вправду думала, что он вот-вот станет интересным и знаменитым, но проходили месяцы, и ничего не происходило, и она поняла, что не будет ни организации концерта, ни записей, ни сбора собственной группы. Она знала, что через месяц-другой он позвонит кому-то для получения разрешения на работу для четырнадцати Софийских авангардных музыкантов, и тогда выяснится, что это долгая процедура, предполагающая заполнение множества бумаг. Он обратится к ней за помощью. Она откажет: у нее и так много дел, и потом, это ведь лишь бумаги — не бог весть какое дело; и он забросит все планы, и отсутствие помощи с ее стороны будет главной, а может, и единственной причиной неудачи проекта.