Несмотря на вывод специалиста, предусмотрительность Натальи производила огромное впечатление, поскольку после чернобыльских событий грибы, как истинно сатанинские создания, тут же принялись впитывать в себя всю апокалиптическую нечисть. Есть или не есть — вот в чем был вопрос сезона, но я все же не удержалась от соблазна, положившись, как и мои единомышленники, на национальный «авось».
Наталья собиралась в очередной поход на старую минтяйскую мельницу, неподалеку от которой были средневековые курганы. Мы воодушевились и стали расспрашивать Алоизаса про курганы, но вдруг мне пришло в голову, что я уже не первый год собираюсь посетить эту мельницу, но почему-то так и ни разу и не дошла до нее — всегда что-то мешало.
Тут подошла моя хозяйка Жемина, и разговор переключился на недавние события. Барон явно чувствовал себя обойденным, поскольку все самое интересное случилось до его приезда. Жемина сказала, что с туристкой дело нечисто — старухи в деревне думают, что это сделали не кабаны, а оборотни.
— А знаете, как умерла дочь Вельмы? — спросила вдруг Жемина. Мы знали, что помимо трех могучих сыновней — председателя соседнего колхоза, местного прокурора и работника столичного министерства, у Вельмы была младшая дочь, о которой она грустила уже много лет подряд. Оказалось, что летом сорок девятого года девушку нашли зверски убитой в пакавенском лесу. Сначала считали, что ее изнасиловали, но потом милиция эти слухи отвергла. Старухи в деревне тогда заговорили об оборотне-вилктаке.
Это сразу объяснило нам странные перемены в поведении Вельмы, произошедшие со дня страшной находки. Старая Вельма относилась к своим квартирантам очень сурово. Она обожала устанавливать очередность пользования газовой плитой и отбирать в наказание одеяла. Самые неугодные изгонялись с треском, и как-то изгнанная подобным образом Наталья Виргай подбросила в ее деревянный нужник килограммовую пачку дрожжей. Но к семейству Барона Вельма явно благоволила, а после того, как Барон вычистил ей выгребную яму во дворе (он не брезговал быть героем любой ценой), питала к нему просто-таки материнские чувства, и за постой мои друзья платили меньше всех. Все же последнее время Вельма ходила по двору с отрешенным видом, что-то бормотала себе под нос и с трудом отвечала на утренние приветствия.
Жемина в сорок девятом году была маленькой девочкой, но она хорошо запомнила это событие. В убийстве Вельминой дочери обвинили почтальона Тадаса, мужа молоденькой Эугении, будущей деревенской учительницы, но спустя некоторое время его выпустили, благодаря показаниям Юлиуса, отца нынешнего звонаря, утверждавшего, что они с Тадасом в предполагаемый момент убийства распивали в баньке у озера бутылочку самогона. Дело закрыли, но учительница от мужа ушла, а сам он уехал в неизвестном направлении.
