Балалайкин и К° | страница 4



Глумов. Табаку и гильз купи - научу тебя папироски набивать. (Вслед уходящему Рассказчику.) Табаку и гильз не забудь!

Рассказчик. Хорошо! (Уходит.)

Глумов. Удивлять мир отсутствием поступков и опрятностью чувств...

Затемнение

СЦЕНА ВТОРАЯ

Та же обстановка. Порядком уставшие после прогулки.

Глумов и Рассказчик раздеваются, надевают халаты и

располагаются в креслах. Слуга подает завтрак.

Глумов. Вот этак, как мы с тобой нынче, каждый-то день верст по пятнадцати-двадцати обломаем, так дней через десять и совсем замолчим!

Рассказчик. Да... Так вот, как мы с тобой, вдвоем... так "годить" хорошо. Можно, оказывается, проводить время хотя и бесполезно, но в то же время по возможности серьезно.

Глумов. Осматривая достопримечательности нашей столицы, мы поневоле проникаемся чувством возвышенным, особенно проходя мимо памятников, воскрешающих перед нами страницы славного прошлого. Посмотришь на такой памятник - и все уже без слов ясно.

Рассказчик. Екатерина! Орловы! Потемкин! Румянцев! Имена-то какие, мой друг! А Державин?! (Расчувствовавшись, декламирует.)

Богоподобная царевна

Киргиз-кайсацкия орды,

Которой мудрость несравненна...

Удивительно! Или:

Вихрь полуночный летит богатырь!

Тень от чела, с посвиста - пыль!

И каждому-то умел старик Державин комплимент сказать!

Глумов предостерегающе стучит ложечкой по чашке.

Что, опять?

Глумов. Да, опять. Знаешь, я все-таки не могу не сказать: восхищаться ты можешь, но с таким расчетом, чтобы восхищение прошлым не могло служить поводом для превратных толкований в смысле укора настоящему.

Рассказчик. Да?

Глумов. Да.

Рассказчик. Ну, я постараюсь.

Погрузившись в еду, приятели замолчали.

(Нарушив молчание.) Калачи от Филиппова?

Глумов. От Филиппова.

Рассказчик. Говорят, у него в пекарне тараканов много...

Глумов. Мало ли что говорят! Вкусно - ну и будет с тебя!

Рассказчик. А что, Глумов, ты когда-нибудь думал, как этот самый калач...

Глумов (перебивая). Что "калач"?

Рассказчик. Ну вот, родословную-то его... Как сначала эта самая пшеница в закроме лежит, у кого лежит, как этот человек за сохой идет, напирая на нее грудью, как...

Глумов стучит ложечкой.

Что, опять?

Глумов. Опять. Да обуздай наконец язычище свой!

Рассказчик. Глумов! Да я ведь немножко! Ведь если мы немножко и поговорим, право, вреда особенного от этого не будет. Только время скорее пройдет.

Глумов. Да не об этом мы думать должны! Подвиг мы на себя приняли - ну, и должны этот подвиг выполнить. Вот я, к примеру, знаю только то, что мы кофей с калачом пьем, да и тебе только это знать советую!