— В этом нет противоречия тому, что вы обнаружили, доктор? — спросил инспектор.
— Мне мало известны подобные повреждения, — ответила она с заметным усилием, — но на самом деле трудно понять, как она могла получить такой сильный ушиб при падении. Это более похоже на умышленно нанесённый удар. Я думаю, — добавила она нехотя, — что мистер Ниланд прав.
— Эта женщина, Шила Каслсайд, знала, что её будут шантажировать, но не подозревала, как именно. Зато я знал. Об этом я и говорил с ней… Бедняжка никому не причинила зла, но ей приходилось скрывать своё сомнительное прошлое. Она рассказывала о себе всякие небылицы, выдавала себя за вдову офицера, умершего в Индии, и всё лишь для того, чтобы подняться по нашей пресловутой “социальной лестнице”. Она обманывала даже мужа и его родных. Замуж она вышла для того, чтобы из горничной и маникюрши превратиться в светскую даму, но потом полюбила мужа и поэтому не хотела, чтобы всё открылось.
— Об этом она сама говорила вам? — спросил Хэмп.
— Да, хотя я ещё раньше догадывался, что она боится каких-то разоблачений. Я предположил, что агенты гестапо могут использовать её для своих целей, о которых она и не подозревала. По всей видимости, один из них и уехал с ней вчера из “Трефовой дамы”, чтобы потребовать от неё сотрудничества…
— А хотели от неё, должно быть, работы на Германию? — сказал инспектор, позабыв, что наш разговор слушает доктор Бауэрнштерн.
— Да. Такого она не ожидала. Она предполагала, что от неё потребуют денег или… гм… небольших интимных услуг. Но когда она узнала, чего от неё добиваются, то не поддалась на шантаж и, вероятно, пригрозила разоблачением… Это решило её участь. Им ничего не оставалось, как убить её.— Если это так, то она такая же жертва воины, как вырванный из рядов пулемётной очередью солдат. И к тому же она ещё невинная жертва другой, худшей войны — войны маленького человека с насквозь прогнившей социальной системой. Они воображают, что прямо за углом их ждёт райская жизнь, растут весёлые, жизнерадостные, а мы спихиваем их в ад.
— Я не знала, что вы так думаете, — тихо и удивлённо промолвила доктор Бауэрнштерн.
— Вы и сейчас не знаете, как я думаю, — оборвал я её грубо. — Однако уже поздно, я чересчур разболтался…
— Мне и без вас известно, что не рано, — проворчал инспектор. — Но я вынужден пригласить вас, доктор, ненадолго в управление. Не подвезёте ли вы нас?
Тяжело ступая, он вышел отдать какие-то распоряжения сержанту. Маргарет Бауэрнштерн рассеянно и как-то очень по-женски смотрела на меня минуты две, а потом наклонилась к трупу с таким видом, словно мёртвая просто уснула и её нужно уложить поудобнее.
