Опять появился Андрюшка, теперь уже в трактористских доспехах: кирзовые сапоги, мазутная фуфайка, на голове старая шапка — тоже в пятнах мазута. Еще нескладен он, угловат (в кость пока идет, говорит Иван Михайлович), в лице перемешано все: брови и губы материны, нос отцовский — прямой и остренький, глаза тоже отцовские — цвета голубого, чуть сощуренные, насмешливые.
— Торжественно обещаю, — сказал он, — выполнить две нормы! Сам товарищ Журавлев пожмет мне руку и скажет: «Молодец, сын мой!»
— Да ступай ты, балаболка! — гонит его Мария Павловна. — Пожмет он тебе хворостиной по одному месту.
— Бегу, бегу! Вы тут про наш праздник не забывайте. Все-таки первый выезд в поле. Чтоб пирог во-от такой был! А теперь лечу на крыльях трудового энтузиазма.
Но далеко Андрюшка не улетел. Прямо в дверях столкнулся с Григорием Козелковым.
Это примечательная в Журавлях личность. Стройный, белолицый, кудряво-черноволосый красавец, прожив на свете до тридцати лет, перебрал великое множество должностей, но еще не сделал окончательного выбора по причине беспросветной лени. Григорий был заготовителем кожсырья, заведовал клубом, вел трудовое обучение школьников, учился в сельхозтехникуме, прошел короткую и убыточную производству агрономическую практику, а ныне справлял учрежденную Кузиным должность помощника председателя, проще говоря, был на посылках.
— А вот Гриша пришел! — завопил Андрюшка. — Какой он хороший да пригожий! Дай обниму тебя, Гришенька!
Андрюшка раскинул руки для объятий, однако Козелков успел отшатнуться, да угадал затылком о косяк.
— Очень даже глупо, — заметил Григорий. Дождавшись ухода юного механизатора, он степенно прошел в комнату, поклонился, мотнув кудлатой головой: — Здрасте, Мария Павловна, здравствуй, Наташенька.
— Здравствуй, молодец, — не очень приветливо отозвалась Мария Павловна. Она замечает, что Григорий давно и настойчиво пытается расположить ее к себе. На сей счет Андрюшка высказывается вполне определенно: «Под Натаху козел клинья бьет».
Картинно отставив ногу и опять склонив голову, как делают в заграничных фильмах воспитанные кавалеры высшего света, Григорий вручил Наташе букетик подснежников.
— Прошу принять скромный дар весны и солнца. Они сейчас удивительны и пахнут березовым соком.
— Ты умеешь, оказывается, угадывать желания, — обрадовалась Наташа.
— Стремлюсь по возможности сил, — скромно отозвался о себе Козелков. — При этом учитываю тот фактор, что нашей передовой доярке всего-навсего двадцать лет.
