— Господин, прислушай, что скажет тебе слуга твой старый и верный. Клянусь богом Паном и Нимфами, не солгу ни единым словом. Не я — отец Дафниса, и Миртале не дано было счастие иметь такого сына. Родители покинули его младенцем на произвол судьбы, быть может, потому, что у них было много других детей. Когда я нашел его, он лежал покинутый, и мальчика кормила одна из моих коз. Я похоронил эту козу в ограде нашего сада, в благодарность за то, что она была ему матерью. При нем нашел я памятные знаки. О господин мой, знай, что я сохранил их, и по ним можешь ты убедиться, что Дафнис не нам чета по крови. Пусть будет он рабом Астила, я против этого ничего не скажу. Но не могу допустить, чтобы сделался он игрушкою Гнафона, который хочет увезти его в город.
XX
Молвив так, старик замолчал и горько заплакал. Гнафон в ярости грозил ему побоями. Но Дионисофан, пораженный тем, что услышал, приказал Гнафону замолчать, бросив на него гневный взор. Затем начал расспрашивать Дамона, велел открыть всю правду и не сплетать басней, так как хозяин полагал, что старик все это выдумал с тою целью, чтобы у него не отнимали сына. Дамон продолжал упорствовать, клялся богами, выражал готовность подвергнуться жестокой казни, если бы оказалось, что слова его ложь. Тогда Дионисофан, желая посоветоваться с Клеаристой, которая здесь же присутствовала, подошел к ней и произнес вполголоса:
— Зачем Дамону лгать? Я же сказал, что даю ему двух пастухов взамен Дафниса. Да простому поселянину и не выдумать столь хитрой басни. К тому же с первого взгляда видно, что такой красивый мальчик не может быть сыном старого Дамона и Мирталы.
XXI
И они пришли к тому заключению, что лучше всего, не тратя времени на пустые догадки, рассмотреть памятные знаки, дабы убедиться, нет ли в них указаний на более высокое и благородное происхождение мальчика. Тем временем, Миртала успела сходить домой за драгоценными приметами, которые тщательно хранила в старой сумке. Когда она принесла их, Дионисофан начал рассматривать, первый. Только что увидел он пурпурные пелены, золотую пряжку, ножик с ручкой из слоновой кости, — воскликнул:
— О, Боже милостивый!
И поскорее позвал Клеаристу, чтобы она, в свою очередь, взглянула на приметы. Увидев их, она воскликнула:
— Что я вижу! Да ведь это те самые вещи, которые мы оставили с нашим бедным мальчиком! Не в это ли место велели мы Софрозине отнести его и положить? Нет! Нет! Не может быть никакого сомнения: это
