Знание-сила, 2001 № 05 (887) | страница 72
А.Л. Юрганов привлекает для подтверждения своей гипотезы большой фактический материал: тонкости богословской полемики царя с Андреем Курбским, детали полумонашеского быта и причудливой архитектуры Опричного двора, технологию казней. В этом же контексте должна рассматриваться и известная концепция «Третьего Рима»: после падения «Второго Рима», Константинополя, Московская Русь остается последним православным царством, «а четвертому (Риму. – И.С.) не быти…» Оказывается, автор этой «русской идеи» инок Филофей в послании Василию III (отцу Ивана Грозного!) прямо ссылался на авторитет все того же Мефодия.
Отдельный вопрос – о государственной символике.
Что за «ездец» (всадник) изображен на великокняжеских, а затем царских печатях? Юрганов доказывает, что отождествление его со св. Георгием – сравнительно позднее (XVII в.) Почему на ранних печатях копье без наконечника? Да и копье ли это вообще? И почему в некоторых источниках «ездец» предстает голым или полуголым? Наконец, что за змей под ногами у коня?
Ученый дает свой ответы на эти вопросы. На печатях изображен «царь-победитель», с которым отождествляется правитель Русского государства, «Третьего Рима». В руке у царя скипетр. А змей – не просто змей, а «аспид-кераст», символизирующий антихриста. Что же касается своеобразного одеяния всадника, то вот еще одна занятная характеристика апокалиптического «царя Михаила»: «Восстанет царь отрок отроков Маковицких, идеже близ рая живяху, Адамови внуци: безгрешние же суть всии человецы, а не носят одеяние, но яко родишися тако и хождаху…»[ 3 Там же, с. 343.].
Спаситель на Страшном суде. Фрагмент иконы «Страшный суд».
Вторая половина XVII века (музей икон в Рекменгхаузене, Германия)
Таким образом, неограниченное самодержавие получило внятную религиозную санкцию. Иван воспроизводит подвиги Нерона прямо в храме Божьем. «Все, что ему приходило в голову, одного убить, другого сжечь, приказывает он в церкви». Опричники в Александровском дворце носят монашеское черное одеяние, называют своего «игумена» «не иным именем как брат», тщательно соблюдают монастырский устав – с одним немаловажным усовершенствованием. «Редко пропускает он день, чтобы не пойти в застенок, в котором постоянно находятся много сот людей; их заставляет он в своем присутствии пытать или даже мучить до смерти безо всякой причины, вид чего вызывает в нем, согласно его природе, особенную радость и веселость. И после этого каждый из братьев должен явиться в столовую или трапезную, как они называют, на вечернюю молитву, продолжающуюся до 9 …» (Из воспоминаний немцев-опричников И. Таубе и Э. Крузе). «Ты, Государь, аки Бог и мала, и велика чинишь» (опричник Василий Ильин-Грязной). «Смерть бо, прочее, не мученье бывает, но враче ван ье добрейшее и спасенье паче, и смотренье, державная, премудрости исполнено, удерживает бо яко намнозе греха устремленье, умры бо, рече, оправдися от нея» (монах Филипп Монотроп, XI в., перевод с греческого). Нельзя не признать, что собранные в книге Юрганова фрагменты источников образуют триллер, превосходящим всякую голливудскую фантазию не только (и не столько) технологией мучений, сколько взаимоотношениями людей при этом.
