— Я уже говорил вам, Аматула, и осмелюсь повторить еще раз, — Нассири снова взял её руку, его темные глаза увлажнились, — вы — истинный ангел! Вы для меня больше, чем просто коллега. Вы для меня светлый ориентир в той бесконечной и душной темноте, в которой я блуждаю последние двадцать лет. Я ведь тоже родился и вырос при шахе, ханум. Образование получил в Лондоне. Практику проходил в клинике Виктории. Потом несколько лет отработал в США, в госпитале Нового Орлеана. Когда увидел однажды по телевизору, каким разрушениям он подвергся при урагане, даже сердце защемило. Словно вместе с госпитальными крышами той океанской водой смыло и мое прошлое, которым я всегда дорожил. И тогда я запретил себе думать и вспоминать о нем, каким бы прекрасным оно ни было… — Доктор вздохнул, помолчал немного. — В Иран я вернулся перед самой революцией, ханум. Хотел приносить пользу своей стране и как-то незаметно поддался царящим здесь новым настроениям. Потом не раз сожалел об этом, чего уж там скрывать… Но вслух признаюсь в этом впервые. И только вам, Аматула. Вы правы, мне есть о чем подумать, но дать ответ сразу я не могу, простите…
— Да я и не тороплю вас, Сухраб, — мягко улыбнулась ему Джин. — Хочу просто, чтобы вы всегда помнили: я — на вашей стороне. И не я одна. Уж на поддержку Международного Красного Креста вы можете рассчитывать совершенно точно.
— Благодарю вас, Аматула, — признательно кивнул Нассири. И сменил тему: — Как вы, кстати, себя чувствуете? — он перевел взгляд на её забинтованную руку. — Я ведь, собственно, приехал, чтобы успокоить вас. Внимательно осмотрев ожог, пришел к выводу, что омертвел только верхний слой кожи. Зато нижние слои сохранились, и пересадки кожи, я уверен, не потребуется. Всё затянется само собой, просто на процесс заживления тканей уйдет недели две-три, не меньше. И, конечно же, во избежание появления язв необходимо пройти курс профилактических процедур…
— Да я уже и сама поняла, что ожог поверхностный, — довольно улыбнулась Джин, — и что поражение тканей неглубокое. Поняла по той боли, которую испытывала. Очень сильная боль, надо сказать, — поморщилась она. — А с другой стороны, мы же знаем с вами, Сухраб, что боль — это хороший признак. Это значит, что организм борется. Отсутствие же боли свидетельствовало бы о том, что ожог прошел насквозь и поразил нервные окончания. С пораженными нервными окончаниями боли обычно не чувствуешь.
— Согласен, — кивнул Нассири. — Просто когда я по вызову Марьям приехал, вы уже были без сознания, и выяснить, мучают ли вас боли, я не мог. Поэтому вместе с вашей помощницей, хоть она и была чрезвычайно напугана, мы первым делом обработали вашу рану на руке, после чего ввели вам плазму и поставили капельницы с физраствором и глюкозой, чтобы снять возможный ожоговый шок и предотвратить токсемию. Потом сделали инъекцию сыворотки, ввели анальгетики, на рану наложили повязку с раствором новокаина. Помня о ваших наставлениях, что плотно и обильно ожоги бинтовать нельзя, наложили повязку легкую — чтобы лишь прикрыть рану от загрязнения и одновременно сохранить доступ к ней кислорода. Думаю, что уже в ближайшие дни начнется островковая грануляция, а когда она распространится, все заживет первичным натяжением. Хотя небольшой рубец на руке может остаться.
