— Абсолютно уверен.
— А вообще что оно значит, это выражение? И откуда взялось?
— Это стародавняя присказка, — сказал Сидролен.
— Но я ее не понимаю. Скажешь вот так иногда: топорище-то пора бросить после топора, а потом вдруг подумаешь: в чем тут смысл? — и не понимаешь. Ах, месье, как это ужасно — размышлять над такими вещами!
— Ну так и не размышляйте!
— Легко сказать! Мне же хочется понять, в чем смысл. Отчего «после»? Если выбрасывают топор, то и топорище вместе с ним. Вместе — но не после. Нет, я решительно не понимаю.
— Сейчас я вам объясню. Жил-был один дровосек…
Тут Сидролен смолк и погрузился в раздумье.
От расстройства Сфен изгрыз всю свою уздечку. Герцог настоятельно попросил его держать язык за зубами, ибо путешествовал с большой свитой и не желал, чтобы по поводу его коня ходили сплетни. Впрочем, он и сам грустил не меньше Сфена, ибо весьма ценил веселую его болтовню. Итак, Сфен трусил вперед, замкнувшись в мрачном молчании, хотя и не утратил при этом обычной выдержки.
Лишившись собеседника в морде Сфена, герцог болтал с виконтом де Плакси. Созыв Генеральных Штатов исполнил его ликования: прекрасный повод для того, чтобы прошвырнуться в столичный город Париж. Юная Руссула, новая супруга герцога, также не прочь была вкусить столичных радостей жизни и так энергично настаивала на этом, что герцогу пришлось задать ей хорошую взбучку.
— По-моему, вы пересолили, мессир, — сказал виконт.
— Какое твое-то дело, чичисбей несчастный! Ты что, втрескался в герцогиню?
— Боже меня упаси, мессир!
— Тогда, значит, ты не галантный кавалер. А я-то надеялся, что ты в нее втрескался, в герцогиню то есть.
— Да никоим образом, мессир.
— А ты случайно не лицемеришь?
— Клянусь, мессир…
— Ладно, ладно, но уж поверь мне, что если я и пересолил, то никак не больше ее отца. Ведь речь шла о моем авторитете. Не мог же я допустить, чтобы она сочла мою трепку менее суровой, чем лупцовки какого-то дроворуба…
— Месье, месье, — деликатно окликнул Сидролена метрдотель, — так что же дальше?
— …и у него топор соскользнул с топорища да и упал в пропасть.
— В пропасть?
— Да, так говорится в этой сказке, — ответил Сидролен. — И он никак не мог его оттуда достать.
— Ну еще бы! — сказал метрдотель. — Из пропасти-то!..
— Тогда опечаленный дроворуб…
— Кто-кто?
— Ну, дровосек…
— Еще один архаизм. Вот объясните мне, месье, почему это некоторые слова вдруг выходят из употребления? Я сам лично знаю массу слов, которые за одну только мою жизнь исчезли из оборота напрочь: синематограф, таксомотор, капельмейстер и так далее.
