— Очень кстати повстречались. У Ламелии ведь свадьбы не было, так вот мы решили хорошенько пообедать в честь ее бракосочетания. Раз уж и вы тут оказались, то, по справедливости, вам надо бы составить нам компанию.
— А кто платит?
— Каждый за себя.
— Гляди-ка, а вы, оказывается, богачи. Не в какую-нибудь забегаловку пошли. И гортранспортист может себе такое позволить?
— Его предупредили. Все-таки люди не каждый день женятся.
— Но они же не сегодня поженились, а неделю назад, верно?
— Для доброго дела никогда не поздно.
— И все-таки странная затея. Очень даже странная.
— Так вы идете или нет? — спрашивает нетерпеливо Люсет. — Нас ждут.
— Вас, но не меня. Меня-то никто не ждет.
— Да ладно вам дуться!
— А потом, я и столик себе не заказал, — говорит Сидролен.
— Зато мы заказали.
— Нет, — говорит Сидролен. — Я там только что был, для меня места не нашлось.
— А разве вы собирались тут пообедать?
— Почему бы и нет? — говорит Сидролен.
Оба зятя замолкают.
— Хотел как следует ублажить себя, — говорит Сидролен. — Ладно, до другого раза.
Он садится в автобус; на углу, у набережной, покупает хлеб, — все другие лавочки уже закрыты. Впрочем, на барже еще остались кое-какие консервы. Загородка опять осквернена ругательными надписями. Сидролен кладет хлеб и отправляется за банкой краски. Он тщательно закрашивает надписи на загородке. Ему хочется есть, но он усердно работает. Праздные кочевники останавливаются, чтобы поглазеть, как он трудится. Они молча созерцают Сидролена. Но его это не смущает. Он давно привык и к перекрашиванию, и к кочевникам. Он не вступает с ними в разговоры. И, в нарушение широко распространенного обычая, не поет и не насвистывает. Когда он заканчивает, кочевники удаляются.
Сидролен водворяет на место банку с краской, затем наливает себе стаканчик укропной настойки.
— Я слишком много пью, — шепчет он. — И Ламелии уже нет, и удержать меня некому.
Он идет на камбуз поглядеть, что там осталось из консервов. Если не слишком роскошествовать, на пару недель запасов должно хватить. Сидролен не знает, подыщет ли ему кого-нибудь Альбер за эти две недели. Если нет, придется Сидролену самому заботиться о своем пропитании; на горизонте вырисовывается мрачный призрак цинги. А пока он выбирает банку тунцового филе в арахисовом рафинированном масле. К банке приложен ключ для интеллигентного вскрытия, и Сидролену нет нужды прибегать к помощи молотка или стамески, как он привык. Потом он разрезает батон по горизонтали, раскладывает содержимое банки на обеих половинках и старательно совмещает их, дабы восстановить первоначальную форму батона, с той лишь разницей, что теперь из надреза сочится масло. Когда все это съедено, Сидролен шепчет:
