— Стоп, стоп! Я тропические дыры не снабжаю. Я поставляю контингент только в самые что ни на есть престижные кабаре.
— Ну а моя баржа — местечко престижнее некуда. Тут на днях заходил инспектор по судовым налогам, так он меня обнадежил, что очень скоро «Ковчег» перейдет в трехякорную категорию «А».
— Ну, поздравляю! — восхищенно говорит Альбер.
— Ты мне друг или не друг? — спрашивает Сидролен.
— Как ты можешь в этом сомневаться? — возмущается Альбер.
— Тогда подыщи то, что требуется.
— Трудновато будет.
— Да чего там! Пойдешь на авеню дю Мэн…
— Ты меня еще учить будешь!
— …высмотришь девицу, которая выходит из Авраншского поезда, и скажешь ей: «Мадемуазель, у меня есть на примете одна баржа — не баржа, а конфетка! — там надо будет слегка прибираться да кой-чего сварить, зато вы сможете целыми днями загорать на солнышке и глазеть на гребцов из спортклуба, — красивые парни! И это будет чистая правда, а ей не придется потеть на борту какого-нибудь либерийского сухогруза, что плывет к чертям на кулички.
— То, о чем ты меня просишь, как-то не вяжется с моими принципами.
— Что для тебя важнее: принципы или дружба?
— Ладно, ладно. Эй, где ты там, Онезифор?
Человек в каскетке черного сукна в белый горошек медленно осуществляет ротацию на тридцать семь градусов вокруг собственной оси.
— Дай-ка нам пузырек шампуня, — приказывает Альбер, — моего личного. Это, видишь ли, то самое, — разъясняет он Сидролену, — что пьют Ротшильды, Онассисы и прочие люди нашего круга.
Онезифор открывает крышку погреба и исчезает.
— Вот еще что, — говорит смущенно Альбер, — мы с тобой не затронули вопрос…
— Ну, ясно, тебе не придется раскошеливаться, — заверяет Сидролен, — я заплачу за импорт ровно столько, сколько ты получил бы за экспорт.
— Ладно, я тебе сделаю двадцатипроцентную скидку.
— Ты настоящий друг!
Они выпивают.
Онезифору также полагается бокал, и он тоже пьет, но молча, не вмешиваясь в обрывки завершающейся беседы.
— Постарайся, — просит Сидролен, — чтобы она была не слишком страшная и стервозная, эта девица.
— Постараюсь, — говорит Альбер. — Что касается мордашки, тут я толк знаю, а вот стервозинку — ее сразу и не просечешь.
— Ладно, надо топать, — говорит Сидролен.
— Мой шофер тебя отвезет, — предлагает Альбер.
— Нет, спасибо, — отвечает Сидролен. — Предпочитаю автобус.
— Грустные воспоминания, а?
Сидролен не отвечает. Он пожимает Альберу лапу, вежливо кивает человеку в каскетке черного сукна в белый горошек; едет на одном, потом на другом автобусе; добирается до своей баржи; открывает банку печеночного паштета и сооружает себе бутерброд. Затем он выпивает три с половиной стаканчика укропной настойки, после чего ложится и засыпает. И тут же оказывается лицом к лицу с мамонтом, с самым настоящим.
