— Заходил инспектор по судовым налогам.
— А я ехала в автобусе, — было ему ответом.
— Осмотрел все, от носа до кормы.
— Кондуктор был ну прямо умора.
— И я удостоился его поздравлений.
— Он каждому пассажиру отпускал шуточки.
— Он счел, что «Ковчег» достоин двух якорей в категории «А».
— Ну, он и меня не пропустил.
— Два — это, конечно, еще не три. Но тоже неплохо…
— Вы, говорит, чертовски складненькая, даже складнее, чем талонная книжечка, и уж куда пухлее, чем проездной билет.
— Конечно, за два якоря мне придется платить налог повыше, но ведь престиж дороже.
— Ну вы даете! Ну вы вообще!.. — вот так я ему и отрезала.
— Он отметил одну вещь…
— Но на меня все равно смех напал.
— Вы, говорит, называете это «Ковчегом», а на борту нет ни одного животного, вот парадокс! — Это верно, — ответил я ему, — но на каждый парадокс есть свой ортодокс. — Ладно, ладно, — это он мне, — мое дело было сказать. — А я ему: — И мое тоже. — С тем он и ушел. Он остался доволен собой, а я собой. В общем, если не считать еды, денек выдался вполне удачный, правда, он пока не кончился. Всякое еще может случиться.
— Этот тип… он мне нравится.
— Кто, инспектор?
— Кондуктор четыреста двадцать первого автобуса.
— Да там их небось не один и не два.
— Тот, с кем я познакомилась.
— Ну, я-то с ним не знаком.
— Я же тебе только что рассказала.
— Так тебе не интересно, что «Ковчегу» присвоили два якоря в категории «А»?
— Есть чему радоваться! Почему же не три? Зря, что ли, я его драю с утра до вечера?
— Терпение! Когда-нибудь дадут и три.
— А почему бы уж сразу не четыре?!
— Ладно, ладно.
И Сидролен потянулся к бутылке с укропной настойкой, собираясь подлить себе в стаканчик.
— Ты слишком много пьешь, — предостерегли его.
Сидролен пожал плечами и щедро плеснул себе из бутылки.
— Ну так что там с твоим кондуктором? — спросил он.
— От укропной настойки с ума сходят, так написано в газетах.
Сидролен сдвинул брови, раздвинул их, чтобы осушить стакан, и снова старательно сдвинул. Переносицу его перерезали четыре глубокие морщины. Он пробурчал:
— Все удовольствие мне испортила. Опять фиаско!
Бутылка, минералка и стаканы уносятся прочь.
— Ну так расскажи про своего кондуктора.
— У меня дел полно.
— Я возьму банку с краской?
— Да нечего там замазывать.
Это верно, а потому Сидролен заново разваливается в своем шезлонге и устремляет взор на горизонт.
На горизонте показался Особый Монархический Отряд Ненасильственных Операций; дозорный поспешил сообщить о нем герцогу д’Ож, который отдал необходимые приказы таким трубным голосом, что аббат Биротон незамедлительно проснулся.
