— Боже мой, Боже мой, — запричитала, как ханжа. — В первый же вечер лечь в постель — на что это похоже?
— Ну, почему? — уже всерьез возмутился я. — Почему ты так говоришь — лечь в постель? Можно ведь сказать — полюбить!
Но она как будто и не слышала меня, причитая:
— Какое легкомыслие, Боже мой, Боже мой. О чем вы только думали!
— Ты не знаешь, о чем в это время думают?
— Но можно было подумать и о последствиях!
— Можно. Конечно, можно. Но мы вот почему-то не подумали. Забыли. Напрочь.
— Но теперь-то ты вспомнил? И что же ты дальше-то думаешь? Поздно!.. — И в отчаянном бессилии — отцу: — Ну ты-то что молчишь?!
Но отец пока лишь улыбался и, видимо, обдумывал позицию, не торопясь со своими ходами.
Я же раздражался все больше и больше: ну никак не ожидал от них такой дикости. Ведь не старые, не глупые, наоборот, действительно просвещенные люди, и вдруг…
В чем дело? Что случилось? Куда подевался их юмор, их такт, которому я даже учился у них когда-то? И какая такая опасность нависла надо мной, над их «кровинкой», чтобы устраивать мне, как младенцу, промывание мозгов? И вообще — по какому праву?
— Ладно, я вас понял, — сказал я, вставая, и позвал Хрусталева: — Жень!..
Но он вряд ли услышал меня за дверью, и я пошел и выглянул на лестницу: он стоял у лифта, опершись задом на перила.
— Жень, зайди на минуту.
Он замахал было руками, корча рожи: не пойду, мол.
Но я вышел к нему и почти силой потащил в квартиру, тихо уговаривая:
— Ну я тебя прошу, на одну минуту, старик, скажем и пойдем…
И, подталкивая его к дверям гостиной, выставляя на обозрение отцу с матерью, объявил, надеясь на легкую и остроумную развязку:
— Вот Женька — мой шафер, и вы сейчас тоже все поймете.
И — ему:
— Слушай, тут у нас жуткая семейная драма разыгралась. Рассуди-ка нас, ты свежий человек. Скажи, что ты думаешь об этом?
Женька не настроен был на юмор, смущенно покраснел:
— А что я думаю? О чем? Чего сказать-то?
— По-моему, наши проблемы не стоят выеденного яйца — ты согласен?
Он пожал плечами:
— В сравнении с вечностью — конечно, не стоят. Но я-то тут при чем?
— Вот! — торжествуя и глумясь, указал я родителям. — Уловили? Он тут ни при чем. Так же, как и вы, хоть вы и родители жениха.
Отец засмеялся, и я подумал даже, что он залюбовался своим остроумным сыном.
Однако мать непримиримо, со вздохом, безнадежно-укоризнено покачала головой:
— Какие же вы еще дети…
— Маман! — призывно улыбнулся я. — Ты же современная женщина, эмансипэ! Улыбнись! Жизнь прекрасна и удивительна!
