Потом, уже у дома, мелькнул силуэт в слабом отсвете окон, хлопнула дверь какого-то подъезда.
* * *
А окна гасли, гасли, и оставалось их уже совсем немного.
Слышалась тихая музыка — наверно, у кого-то забыли выключить радио.
И оказалось, они оба продолжали думать об этом странном, чудаковатом мужичке.
— А ведь я его знаю, — сказала она удивленно. — Такой всегда замкнутый, трезвый, прямо образцово-показательный.
— Да?.. — Он слегка удивился, не предполагая в таком типе какой бы то ни было образцовости: верно сказано, чужая душа — потемки, поди разгадай. Потом вздохнул, осторожно покосился на свою соседку, тоже ведь абсолютно еще не разгаданную, и, подумав, что надо бы как-то хоть имя ее выведать, спросил: — А вы… учитесь?
— Естественно, — спокойно ответила она.
— Почему — естественно?
— А почему — неестественно?
Он усмехнулся:
— Сдаюсь.
— А вы?.. — спросила вдруг она и, спохватившись, попыталась тут же спрятать свое нечаянное любопытство за привычным высокомерием. — Не учитесь?
— Я?.. — Немного замешкался. — Работаю. Волшебником.
— Как же это?
— Очень просто. Как в старой песенке, я в детстве слышал по радио: «Просто я работаю волшебником, вол-ше-еб-ни-ком», — напел и слегка смутился под ее взглядом. — Колдун, короче. Работаю, колдую. Сам над собой.
— И трепач, — неожиданно заключила она.
— И трепач, — охотно согласился он, широчайшей улыбкой скрывая жуткую свою панику. — Хотите анекдот?
— Нет.
— Свеженький.
— Нет. Все равно он будет свежезамороженный.
— Почему?
— Потому что я знаю все анекдоты.
— Неужели?!
— В самом деле.
— Ну… вы как ежик. Чуть тронешь — колючий клубок. Когда я был маленький, то ужасно боялся ежовых колючек. Или… ежиковых? Как правильно, я что-то забыл, — может, ежикиных?
— Ежичковых. — Лед тронулся: улыбнулась.
— Ну, значит, ежичковых. А теперь я их не боюсь. Может, поговорим?
— Что?.. — Она то ли ослышалась, то ли удивилась и, кажется, впервые за все время всмотрелась в него по-настоящему внимательно, как будто не он битый час сидел с ней рядом, а кто-то другой, за кого она его принимала.
— Может, поговорим? — повторил он на голубом глазу.
И опять она улыбнулась — не очень уверенно, впрочем:
— Да уж поздно… — И задумчиво отбросила остаток своей сигареты на землю перед собой — уголек бесшумно взорвался во тьме. — Пора домой… — И снова посмотрела ему в глаза — спокойно, просто, немножко грустно. — Пора…
— Да, — согласился он, невольно впадая в ее настроение. — Пора, в самом деле, поздно… — И подумал вдруг, что, наверное, ошибся насчет ее возраста: она — его ровесница, а может, и старше.
