— Если негр был агентом, то он соответствующим образом предохранен от таких воздействий. Поэтому на него и не подействовало.
— М-да. Безусловно, мог сработать и такой вариант. Ну что же, тем лучше.
Доктор вышел, сильно озадаченный. Очевидно, поэтому он, пересекая дворик, отделявший гостиничку от собственно Приюта, не заметил постороннего человека.
Прильнув к сухой земле под окном, из которого только что выскользнул, Милов глядел вслед удалявшемуся врачу, обдумывая дальнейшие действия. Направиться сейчас к сторожу было бы не самым лучшим выходом: двор освещен, хотя и не Бог весть как ярко, тремя лампами, ватт по сто каждая. Одна была над дверью, что вела в гостиничку, другая висела над входом, к которому сейчас направлялся врач; там, видимо, помещались ветераны со всем их хозяйством. Третья же лампа, как и две другие, в стеклянном колпаке, забранном частой проволочной сеткой, горела над выходом. Она хорошо освещала постового, различалось каждое его движение, ему же самому оттуда, из светлого пятна, наверняка происходящее во мраке виделось хуже. И тем не менее Милов попал бы на достаточно освещенное место, едва успев обогнуть вертолет, то есть намного раньше, чем приблизился бы на нужную ему (по нынешней его кондиции) дистанцию для атаки. Будь он хотя бы лет на десять помоложе…
Эти соображения заставили Милова, не разгибаясь, на четвереньках, двинуться вдоль стены. Целью его было добраться до двери Приюта, за которой секунду назад скрылся врач; когда доктор входил, Милов смутно различил там, внутри, какие-то фигуры — две, самое малое. Может быть, это отдыхающие ветераны? Кстати, откуда все-таки взялись эти ветераны, где и против кого воевали и за что удостоились внимания каких-то международных альтруистов — это следовало непременно выяснить, но не сейчас, разумеется. Однако Милов был почему-то совершенно уверен, что то были не пациенты Приюта, а внутренняя охрана; быть может, полицейский нюх подсказал ему это. Тем правильнее было его решение.
Но к той двери Милов пробирался вовсе не за тем, чтобы прокрасться или ворваться туда. Расчет его был иным: сторож у выхода наверняка заметит любого приближающегося, но опознает далеко не сразу, поскольку фигура его какое-то время будет находиться в полумраке. Однако если человек этот будет двигаться со стороны Приюта, где никого постороннего не могло быть по определению, да еще пойдет он этаким безмятежным шагом, то не удостоится такого пристального внимания, какому подвергся бы выходящий из первого корпуса: оттуда жди начальства или кого из постояльцев — и те, и другие требовали повышенной настороженности.
