— Чего же больше? Красотки и хорошая жратва. Мне кажется, что я в раю.
Он засовывает в рот огромный кусок мяса. Трой смеется.
— Вы уже знаете, что вы самые замечательные? — спрашиваю я. — Вы самое замечательное, что у меня когда-либо было.
— Да, да, это мы знаем. А ты нажрался.
— Может быть, и нажрался. Но все равно, вы — самое замечательное, что есть. Что у меня было.
— Да и ты самый замечательный из всех, кто у нас был, — говорит Шарик несколько нервно, — нам это известно!
— Замечательнейший, — бросает Трой и снова смеется.
— Мы все самые замечательные. Герои. Крези.
Янош, спотыкаясь, подходит к нам.
Перед маленьким телефоном в углу стоит Замбраус. У него широко открыт рот. Глаза пустые. Он смотрит куда-то очень далеко.
* * *
Я знаю, что ничего не знаю. Открываю глаза. Заднее сиденье, на котором я нахожусь, обтянуто коричневой кожей. На спинке переднего сиденья значок «Альфа Ромео». Такой же и на руле. Черного цвета. На нем устало лежит рука Чарли Леберта. Мы едем через перекресток. Замбраус сидит рядом с Лебертом. Он тычет пальцем в разных направлениях. Заднее сиденье я делю с нашими. Почти все спят. Бодрствуют только Шарик и тонкий Феликс. Прижимаются лицом к стеклу. Здесь довольно тесно. Заднее сиденье рассчитано только на четверых. Трой и Янош спят. У Яноша открыт рот. Иногда изо рта высовывается розовый язык. К плечу Яноша прижался Флориан. Я зеваю. Болит голова. Солнце слепит. Смотрю на часы: 10.09.
— А куда мы едем?
— На кладбище. Там лежит мой интернатский коллега Ксавьер Миле. Вчера я узнал, что он умер. — Замбраус делает судорожное движение.
— А как я попал в машину?
— Тебя принес Леберт. Разбудить оказалось невозможно. Других разбудили. А тебя не удалось. Пришлось тащить на руках. Сразу после кладбища мы отвезем вас обратно, в Нойзеелен.
— Обратно в Нойзеелен? — В моем голосе звучит раздражение.
— Да. Расскажем, что просто вас подобрали.
— Где подобрали? — Я растерян.
— Как где? В деревне. Вы просто спустились вниз. Забыли про время. А после одиннадцати часов в интернат не попасть. Ведь ворота закрыты.
— И вы думаете, они поверят? А почему мы не позвонили? — Правой рукой я показываю на телефонную трубку.
— Наверняка поверят. А телефона могло просто не быть. Да ведь к тому же было уже поздно.
— Неужели получится?
— Получится, — подает голос Леберт. — Вы извинитесь за причиненное беспокойство — и всё в ажуре. Ведь все ограничилось одной ночью! — С этими словами он сворачивает на боковую улицу.
