* * *
«Тебе не кажется, что у нее вкус жизни?» — спрашивает Янош и затягивается своей сигарой. Остальные тоже уже успели выйти на платформу. По глазам видно, что они устали. Вклиниваемся в людскую толпу. Платформа здесь больше, чем в Розенхайме. Метров десять в ширину. А в длину, наверное, сто. Каждый шаг по камням отзывается странным звуком. Толстому Феликсу это очень нравится. Он смеется каждый раз, когда ставит на камни правую ногу. Даже в это время здесь полно людей. В основном молодежь. Парочками или группами они шныряют вдоль перрона. Некоторые пришли покурить или выпить. А некоторые просто так, чтобы побыть здесь. Встретиться с корешами. И сдобрить жизнь малой толикой жидкого дерьма. На земле около рекламного плаката лежат два бомжа. Жизнь оставила на их лицах свой отпечаток. Они исцарапаны. Все в шрамах. Один из бомжей смотрит прямо на меня. У него длинные светлые волосы и рыжеватые усы. Одной рукой обнимает своего приятеля. Оба, как мне кажется, сейчас уснут. Даю им немного денег. Не могу пройти мимо, ничего не дав. Снова поворачиваюсь к Яношу и остальным. Они как раз возвращают Замбраусу деньги, которые он потратил на билеты.
— Мне всегда казалось, что у жизни другой вкус, — говорю я и затягиваюсь своей сигарой. Поднимается темный дым.
— Вот как? И какой же, по-твоему, у нее вкус?
— Может быть, чуть более сладковатый. Ведь, в конце концов, в жизни бывают и приятные вещи.
— И откуда у тебя в голове такая каша? Сладкой может быть разве что моя шоколадка, но уж никак не жизнь, — говорит Шарик. — А вы не обратили внимания, как часто в последнее время мы несем всякую лабуду?
— Мы всегда несем лабуду, — отвечает тонкий Феликс.
— Точно, — замечает Шарик, — но мы здесь не для того, чтобы пороть чушь, а для того, чтобы ею заниматься! А значит — вперед!
— Шарик прав, — говорит Янош. — Вперед! Пошли!
Итак, мы идем через зал главного мюнхенского вокзала. Он довольно большой. Повсюду магазинчики. Есть даже порнокинотеатр. Толстый Феликс прижимается носом к рекламному плакату — «Дом множества пороков». Нарисована чернокожая женщина, ласкающая себе груди. На ней красные трусики. Шарику кажется, что это настоящее бесстыдство. Он глупо хихикает.
— Пошли, ну! — говорит Янош. — Мы же направляемся в стрип-бар. Вот там настоящие бабы! Прибереги свою похоть на потом!
— Я могу приберегать свою похоть, сколько захочу.
Феликс остается у плаката. Мы ушли уже довольно далеко. Впереди Замбраус. За ним тонкий Феликс и Янош. Замыкающими Флориан, Трой и я.
