Убийца… Палач… Маньяк с топором никого не оставил равнодушным.
Чего уж тут удивляться! Постояв минутку у отеля, Ван Вейтерен размышлял, не предпринять ли ему прогулку в городской парк, чтобы осмотреть место происшествия, однако в конце концов решил повременить. Осмотр при дневном свете наверняка даст куда больше.
Само собой, завтра ему предстоит масса других дел. Но, когда он залез под гостиничное одеяло и включил магнитофон, в голове у него зазвенели слова инспектора Мёрк:
«Ни черта не ясно!»
«Кстати, очень красивая женщина, – подумал он. – Вот когда пожалеешь, что нельзя сбросить годков эдак двадцать пять».
Уже после полутора допросов он спал как убитый.
7
Во сне его снова преследовали картины прошлого. Одни и те же. Все то же отчаянное чувство собственной беспомощности, тот же раскаленный до белого каления гнев – Витте с исколотыми руками, забившаяся в уголок дивана, ее глаза – как два черных пустых колодца. Тощий сутенер с иссиня-черными волосами, свисающими сосульками… он насмешливо улыбался ему… И еще одна картина – ее лицо над плечом обнаженного мужчины. Потная волосатая спина, тяжелые ягодицы, совершающие мощные толчки, прижимая ее к стене. Широко расставленные ноги Витте, ее глаза, в которых отражался его взгляд, – глаза, видящие то, что видит он… всего лишь секунду, прежде чем он повернулся и вышел.
Все те же воспоминания… и сквозь них как красная нить – образ хохочущей десятилетней девочки с пшеничными косичками, которая бежит ему навстречу по песку пляжа с раскинутыми руками и сияющими глазами. Витте…
Он проснулся, как всегда, в холодном поту. Прошло несколько секунд, прежде чем он все вспомнил и вновь почувствовал свое превосходство… Оружие… пьянящее чувство счастья, когда топот свистит, рассекая воздух, и тихий звук, когда он входит в тело. Безжизненные тела, пузырящаяся кровь…
Кровь.
Если бы она могла смыть картины его снов. Затуманить их, сделать неузнаваемыми, уничтожить. Свести все счеты к полному нулю… И все же речь не о его мучениях. И не об образах, а о той реальности, которая стоит за ними. Короче, речь о том, что произошло на самом деле.
Это ее месть, не его. Девочки, бежавшей по пляжу и вдруг остановленной на бегу, в самой начале жизни. Только ее все это касается и никого более. Ее, и только ее.
Он пошарил в темноте, ища сигареты. Зажигать свет не хотелось. Темнота была кстати – ему не хотелось ничего видеть…
В конце концов спичку зажечь удалось. Он сделал несколько глубоких затяжек. Снова подступило ощущение тепла, распространяющегося по телу, поднимающегося к голове и вызывающего невольную улыбку. Он снова подумал о своем оружии. Увидел его перед собой в темноте – в неожиданном радостном возбуждении, как Макбет, и подумал о том, сколько нужно выждать, прежде чем снова дать ему заговорить…
