— Тебе не жаль этих хижин? — неожиданно для себя спросил он.
— Нет, — коротко ответила Моана и, подумав, добавила: — Хижины не люди, их можно выстроить заново.
— Я не уверен в том, что мне удастся поймать Атеа, — признался Морис, и Моана уверенно произнесла:
— Он придет сюда, обязательно придет.
Сейчас, слушая ее спокойное дыхание, он думал о том, что ему никогда не понять этого сплава жажды мести, угрызений совести и еще каких-то затаенных стремлений, о которых он не имел ни малейшего представления. И ему было горько от того, что среди этих желаний, по-видимому, не было места любви.
Утром Морис завтракал вместе с капитаном корабля. Тайль был командиром десанта, а хозяином фрегата считался Жан Пирет.
Вяленое мясо и сухари внесли некоторое разнообразие во фруктовое меню, а крепкий кофе с сахаром вызвал в душе и теле Тайля ощущение райского блаженства.
Они сидели на палубе за бамбуковым столиком и смотрели туда, где волны разбивались о риф с монотонным грохотом, где за причудливо изогнутыми манграми росли хлебные деревья и таро и волновались пальмовые рощи. Суетившиеся на берегу люди казались маленькими, как муравьи.
— Полагаю, при таком положении дел нет смысла оставаться на рейде, — сказал капитан фрегата. — Разделите отряд пополам; пока одни сооружают базу, другие отправятся с нами на Тахуата. Тот остров значительно меньше, у местных дикарей нет ни крепости, ни огнестрельного оружия. Единственное, что меня останавливает, так это рифы. Никто из нас толком не знает тамошний фарватер. Ваша туземная принцесса не может нам помочь?
Морис помотал головой. Он знал, что Моана скорее умрет, чем покажет дорогу к родному острову.
— По-моему, полинезийских женщин не учат таким вещам, — произнес он и добавил: — Зато она уверяет, что Атеа непременно пожалует в лагерь.
— Ладно, — промолвил Пирет, поднося чашку ко рту, — мы что-нибудь придумаем.
В этот же час Атеа и Эмили стояли, взявшись на руки, на высокой террасе и встречали утро. Французы ушли, но вечером островитяне наблюдали за пожаром на берегу, понимая, что это горят их дома. Никто из них не сказал ни слова и не заплакал, но на душе было тяжело. Тогда же Атеа собрал поздний совет, а вернувшись с него, выглядел сосредоточенным и суровым.
— Скоро начнется буря, — вполголоса промолвил он, обращаясь то ли к Эмили, то ли к самому себе.
Она подумала, что он имеет в виду грядущие сражения, но Атеа заметил:
— Это к лучшему. Нам будет проще потопить большой корабль.
