Пшедерецкий был верен традиции: тяжелая шпага и дага. Он попал в сложное положение, вынужден и парировать, и атаковать сверху вниз. Опущенные руки, наклон торса, ограниченность маневра – куда ни отступи, ноги чемпиона раз за разом оказывались в пределах досягаемости верткой сабли. Тилонец интересовался ногами соперника, как светский вертопрах – ножками юных сеньорит. Заполучи Пшедерецкий на щиколотках, голенях и коленях критический вес, утрать возможность выкаблучиваться на зависть ярмарочному танцору – оба бойца оказались бы на полу, где тилонец чувствовал себя, как рыба в воде.
Цифры в информ-строке обзорника сообщали: на тилонце висит девять лишних килограммов, на Пшедерецком – семь.
– Кобра против мангуста, – заметила Джессика.
– Мангуста? – не понял Диего.
Брат Джессики отмерил ладонями двадцать дюймов:
– Крыса такая. Ну хорошо, не крыса – хорек. Голиафу на один зуб. Зато кобр мочит – обзавидуешься. Вы слушайте Джес, она по кобрам до́ка…
– Иди к черту! – рявкнула Джессика. – Кошатник!
– Я тебя тоже люблю, сестричка. Сеньор Пераль, вам не пахнет от Голиафа? Если что, вы только скажите. Я его выгоню…
– Нет, все в порядке.
Диего соврал: от зверя, как и положено, пахло зверем. От доньи Эрлии сегодня тоже пахло зверем, несмотря на все парфумы. Но запах хищника, разлегшегося в проходе, успокаивал маэстро. Это был честный, правильный запах. Он помогал забыть, как раздувались ноздри, ловя убийственную вонь волчьего логова, исходящую от красивой, холеной женщины; как пальцы теснее смыкались на рукояти рапиры.
– Вы уверены? Если вы только из приличий…
– Пусть лежит, мар Штильнер.
К концу разговора тилонец подхватил шесть дополнительных килограммов. Пшедерецкий заполучил два с половиной, но все, как и раньше – на ноги. Зато руки чемпиона не знали усталости. Биопротезы, предположил Диего. Или природная сила? Сила плюс результат упорных тренировок? Манера, манера боя, с поправкой на специфику тилонца… Тысяча чертей! В тактике и стратегии Антона Пшедерецкого было ровно столько сходства с ухватками дона Фернана, чтобы счесть это чем угодно – случайным совпадением или притворством человека, знающего, что за ним наблюдает смертельный враг. Согласись маэстро с идеей притворства, и в ложе запахло бы не зверем, а паранойей.
Что я здесь делаю, спросил себя маэстро.
И не нашел ответа.
– Есть!
От вопля Джессики зазвенело в ушах. Только что Пшедерецкий подловил тилонца на очередном прыжке. Выпад получился безукоризненным – академия, предел мечтаний. В реальном бою шпага чемпиона насквозь пронзила бы сердце тилонца. Но и здесь результат впечатлял: тилонский спортсмен лег, как мертвый. Пшедерецкий отсалютовал поверженному противнику, что-то сказал одними губами и без лишней спешки оставил площадку.
