Доводы рассудка помогали слабо.
Кибитку тряхнуло на сглаженном снегом ухабе. Летом, в колесном тарантасе, небось, челюсти бы лязгнули волчьим капканом! Облако снежной пыли окутало голову астланина, оседая на лице. Якатль рассмеялся. Пробус с раздражением одернул сбившуюся меховую полость: ему, в отличие от дикаря, было зябко.
Нервничаю, отметил Пробус. Извелся в ожидании.
Двое задир-варваров – черный и белый, как мысленно окрестил их координатор колланта – все-таки не выпустили друг другу кишки. Даже в их головах из нержавеющей стали отыскалась толика здравого смысла. В итоге два веселых гуся вышли на профессора, а профессор, да не прохудятся его теплые носки, согласился на встречу.
Одна беда: точного времени не назначил.
– Адольф Фридрихович нас примет, – объявил Пшедерецкий коллантариям. – В ближайшие дни он занят. Освободится – перезвонит.
Чем может быть занят именитый космобестиолог в такой дыре, как Сечень, Пробус не мог даже предположить. Фантазия отказывала. Должно быть, Штильнер накачивался самогоном, предварительно вскипятив его в самоваре. А что еще тут делать?
Два дня вынужденного безделья. Два дня томительного ожидания. Разухабистые застолья, натужное, нервное веселье, похмелье с утра. Конные прогулки по окрестностям. В промежутках – бесконечные, выматывающие душу разговоры. Всякий раз они обрывались на полуслове. Кошмары по ночам – мертвая девушка топталась в спальне, лезла в постель. Профессор оставался последней надеждой, но подгонять Штильнера, звонить и напоминать о себе никто не решался.
Щепетильный вехден Сарош от имени колланта предложил хозяину компенсировать расходы на прожорливую компанию. Пшедерецкий насмерть оскорбился, вопрос замяли и больше к нему не возвращались.
Наконец Пробус не выдержал и собрался в город – развеяться, сменить обстановку. Он хотел вызвать аэромоб, но Пшедерецкий отсоветовал: к чему привлекать лишнее внимание? На санях доедете, тут рядом. Получив от Фриша ответы на целый ряд скользких вопросов, чемпион проникся идеей тотальной конспирации.
– Приехали, барин!
Кибитка встала на краю маленькой площади. Дальше начинались жилые кварталы: каменные дома в три-четыре этажа. Из снежных шапок торчали закопченные кирпичные трубы; в небо тянулись чистые, прозрачные столбы дыма. Яркое не по-зимнему солнце подмигивало из окон, искрилось в игольчатых бородах сосулек, украсивших карнизы. Задорно тренькала балалайка, гомонила толпа, над головами взлетали крики зазывал. Было людно: с лотков торговали пирогами и пряниками, валенками и шалями, глиняными свистульками, леденцами-петушками, местными папиросами и вудунскими сигарами. Аккумуляторы к уникомам, расписные ложки из липы…
