– Вперед!
– Чего ты кричишь? – дремотно проворчала баба. – Спи, рано еще…
– Сплю, – согласился маэстро.
– Ну и спи. Вперед ему… Куда тебе вперед, темно на дворе!
– Никуда мне вперед.
– Ну и ладушки…
Ворчание бабы вырвало Диего из боя. Так выдергивают пробку из бутыли с молодым вином. У отца отличные виноградники в Кастро-Мадура, там девки давят гроздья босыми ногами, приплясывая в резко пахнущем соке, как демоницы в свежей крови… Почти сразу маэстро вернулся в безумный космос, к озеру и ущелью, но опоздал. Всякое «вперед» осталось позади – да, они кинулись, что называется, в едином порыве, откуда и силы взялись, и даже потеснили бесов, вынужденных сражаться на два фронта… Маэстро помнил, как это произошло, но здесь, во сне, с разгону проскочил мимо отчаянной контратаки. Он проскочил и мимо того, как рой внезапно оставил свои жертвы, сорвался в небо и судорожными рывками начал возвращаться к дальнему водопаду. Судороги комарья заинтересовали Пробуса. Наглухо закрывшись щитом, маленький помпилианец остановился, глядя на тучу насекомых. Во сне Диего читал мысли Пробуса, ясно видел, как догадка превращается в уверенность. Рой звал за собой, пытался докричаться до коллантариев: скорей, ну скорее же!
– За мной! – визг Пробуса разодрал уши в клочья.
На секунду, повинуясь извращенной логике сна, маэстро возвратился назад по оси времени – в миг первого прорыва, резни на волне приказа «Вперед!» За такую логику мар Яффе снизил бы дурню-школяру оценку до минимума, или – о гематры! – взял да и поставил бы высший балл. Рапира действовала сама, вернее, Диего и был рапирой, живой сталью. Клинок вылетал на пядь дальше, чем следовало бы, разил без промаха, извивался змеей, втягивался улиткой в раковину; шел трещинками, превращался в микро-рой, часть целого, оформленную под оружие, и вновь собирался воедино из звенящей нити мошкары. Видения, способные выжечь мозг дотла, терзали рассудок маэстро. Он шарахался в сторону, словно от видений можно было сбежать, натыкался на коллантариев – и видения удваивались. Лучи, волны, поля, чертовщина и бесовский искус – в них не осталось ни капли человеческого, знакомого, обыденного. Диего молил всех святых если не о фундаменте, то хотя бы о перилах – схватиться, удержаться на краю, не сверзиться в пропасть безумия. Его молитву услышали: «За мной!» – и маэстро кинулся за Пробусом, неожиданно быстроногим, а помпилианец кинулся за роем, а рой скрежетнул по мокрому камню, как нож скрежещет по граниту, и клокочущей массой сгинул в бурлении воды, что падала со скалы, с небес, черт знает откуда. Рядом грохотали копыта – кобылица Карни, понукаемая яростной всадницей, опередила маэстро, едва не сбив Диего с ног, и ошеломляющим прыжком ворвалась в водопад. Хрипя, Пераль прибавил ходу. Раньше он задумался бы, стоит ли нырять в водопад, спасаясь от бесов, но сейчас, когда Карни скрылась из виду, без колебаний последовав за комарьем и Пробусом – сейчас ему не оставили выбора.
