Село большое, богатое, потому и немало в нем хозяев, что смотрели на партизан с плохо скрытой ненавистью, но поневоле принимали их у себя в доме, кормили, за глаза ругая "краснопузых" на чем свет стоит. В числе таких был Лука Иванович Демидов, дом которого под цинковой крышей красовался посреди села, напротив станичного правления и школы. Встречаться с красными с глазу на глаз Луке Ивановичу еще не приходилось ни разу. Три сына его служили у белых: старший в станичной дружине, младшие в номерных полках, а к красным подались два его работника, с которыми был он не в ладах и боялся их пуще огня. Поэтому всякий раз, когда станицу занимали красные, Лука отступал вместе с войсками белых, оставляя хозяйство на попечение жены — дородной, домовитой Акулины Степановны. Убежал бы он и на этот раз, да не успел: подвела природная жадность.
Еще во время боя понял Лука, что не удержать белым станицу, что не зря их обозы тронулись к выезду за околицу. В момент собрался Лука, побежал к соседу Платону Субботину, в отступ они всегда уезжали вместе. У Платона также не было желания встречаться с красными, но больше всего боялся он главаря партизан — Макара Якимова. Минувшим летом, будучи в обозе у белых, побывал Платон на родине Макара в Онон-Борзинской станице. Каких он там дел понатворил, осталось тайной, но Лука Иванович знал, что привел Платон оттуда саврасого коня, запряженного в добротную телегу на железном ходу, да кое-чего еще прихватил Платон на память о красном командире. С той поры при одном лишь упоминании о Макаре Якимове бледнел он лицом, поэтому охотно согласился составить Луке компанию. В просторную, обитую кожей кошеву Платон запряг якимовского савраску, пристяжными пошли рыжий и каурый бегунцы Луки Ивановича.
Как ни торопились старики, но пока они запрягли лошадей, уложили в кошеву продукты на дорогу, кое-чего из одежи, белые отступили, оставленные ими сопки заняли красные. По улице галопом промчалась последняя прикрывающая обозы сотня дружины, сплошь состоящая из старых казаков Красноярской станицы.
— Это куда же понесло их сломя голову? — встревожился Платон. — Уж не красные ли на сопке-то вон?
— Не может быть, — усомнился Лука и, посмотрев в ту сторону, куда указывал Платон, постарался успокоить соседа — Не-ет, наши там, как раз та сотня, которой есаул командует, что у меня на фатере стоит. Ежели отступать зачнут, так уж домой-то он забежит, шинель его висит в горнице, бинки лежат на столе, ишо кое-чего в сумах под кроватью запихано. Не бросит же он свое имущество.
