Афоня думала, что Макар обидится, а он только головой помотал в знак согласия и откровенно признался ей:
— Я, девка, и сам о том же думаю, а принимать бригаду придется, ничего не попишешь!
— Как это ничего не попишешь? Ведь силой тебя не заставят взяться за такое дело? Причина для отказа у тебя очень уважительная, достаточно сослаться на неграмотность, и все.
— Нет, милая моя, — отрицательно покачал головой Макар, — не так это просто. Я и сам думал отказаться от бригады, да не тут-то было. Я вить хоть худой, да большевик, книжку партейную получил веснусь. Вот и поехал я к Журавлеву, а поначалу зашел к Плясову, партейному руководителю нашему: просить его давай, чтобы он помог избавиться мне от бригады. "Почему?" — спрашивает он. Говорю: "Я же неграмотный, не справлюсь!" А он мне: "Знаю, говорит, но вить полком-то ты и неграмотный командовал хорошо, а почему бригадой не сможешь так же хорошо командовать? Ты большевик?" — "Так точно, отвечаю, большевик". — "Так вот, большевики трудностей не боятся, это тебе — в порядке партийной дисциплины — приказ партии: принять бригаду и боевыми делами доказать, что ты большевик не на словах, а на деле, выполняй!" Вот какими словами доконал меня товарищ Плясов. Как же я могу после этого ослобождения просить от бригады? Не-ет, уж, извини-подвинься. Да и то сказать, полком-то я командовал, и, стало быть, неплохо! За то, как воевал, меня только белые генералы ругали, а свои-то даже хвалили, от самого Журавлева благодарности получал, такое же и тут может быть.
— Не знаю, Макар, дело твое. Только вот насчет ученья-то что думаешь? Теперь-то тебе уже нельзя быть неграмотным.
— Нет, матушка, теперь мне и вовсе не до ученья. Вот закончим войну, закрепится советская власть по всей России-матушке, тогда и будешь учить меня грамоте, всяким там физикам, рихметикам и так и далее.
— И так далее — надо говорить. Арифметика, а не рихметика! Ох и язык у тебя, Макар!
— А что язык? Самый обнаковенный, как у всех добрых людей!
— Я говорю о языке разговорном. Вообще-то у тебя язык не плохой, народный, сочный, если бы ты не портил его этими непонятными, искаженными словами! Вместо того чтобы сказать — "в прошлом году", ты говоришь "лонись", квартиру называешь "фатера", одежду — "лопоть", носки мужские — "получулочья", войлочные носки — "крыпотки"! А что значит адали, кабыть, оногдась, тупаре, зундугло? Что это за вещи: турсук, чуман, тулуп, чизгины, кичимы, бастрик? Да разве все перечислишь! Надо отвыкать от них, Макарушка, ведь тебе приходится общаться с людьми образованными, культурными, такими, как Журавлев, Димов, Фадеев, Бородин и другие командиры, они боевые на фронте, а на людях вежливые, культурные люди. Особенно комиссар ваш Плясов, простой рабочий человек, а какой он деликатный в обществе, говорит без этих "адали", "оногдась", и слушать его интересно.
