Огненные версты | страница 3
— Поживем, увидим!
— Сами управимся, — заметил лейтенант, сидевший в первом ряду.
— Совершенно верно, — поддержал я. — Фашистов бить можно.
— Так вы и расскажите, товарищ подполковник, как их били, — глядя на мой орден Красной Звезды, сказал он. — Интересно ведь, в боях мы не все бывали.
Я смотрю на рослого, сухощавого лейтенанта. В глазах — необыкновенное любопытство. Офицер поднялся, поправил ремень и смущенно произнес:
— Из училища мы, большинство, поэтому и допытываемся. Акиншин моя фамилия, командир танка.
О себе говорить не так-то легко. Десятки глаз смотрят на меня. В памяти всплыли первые дни войны. Наш полк стоял невдалеке от границы. Безжалостно бомбила фашистская авиация. Немецкие танки рвались вперед. Командир дивизии приказал нашему батальону: умрите, но сдержите хотя бы на два-три часа фашистов. Рядом по пыльным дорогам Советской Украины бесконечной лентой тянулись на восток груженые обозы, пешие колонны войск, беженцы. Ходуном ходила земля: на бреющем полете гитлеровские разбойники сбрасывали одну за другой бомбы.
— Ридни мои, сынки, спасите, — обливаясь кровью, старушка прижала к груди годовалого ребенка. — Внучек мой…
Танки батальона рассредоточились на опушке леса. Подхожу к экипажу старшины Григория Можейко. Красноармейцы роют окопы. На вылинявших гимнастерках выступил пот. Люди трудятся молча.
— Видели, товарищи, что творится на шоссе? Так знайте: они на нас надеются.
После бомбежки медленно оседает пыль. Я иду по опушке рощи, подбадриваю людей.
— Товарищ старший лейтенант, танки!
Танки движутся в колонне. У перекидного моста через небольшую речушку остановились. Насчитываю пока восемь машин. Из головной машины вышел офицер, небрежно вскинул бинокль. Взмахнул рукой: вперед.
Лязгая гусеницами, фашистские танки медленно продвигаются вперед по мосту. Комбат меня торопит:
— Начнем!
— Минуточку, пусть гады ползут. Бить будем по последнему. Сделаем пробку, а потом расправимся с остальными.
Погодя минуту-другую резко ударили наши орудия. Побольше бы огонька, помощней бы пушки. Запылал замыкающий танк, за ним — второй… Немцы всполошились и открыли по нам ураганный огонь. У моста запылало четыре танка, но фашисты продолжали наседать. — В том бою погиб мой комбат, а мы еще долго удерживали рубеж.
Офицеры корпуса оживились:
— Так то было в начале войны. А теперь у нас «тридцатьчетверки». Не чета «Т-26»…
Ужинать привели в солдатскую столовую. В алюминиевой миске подали гречневую кашу. Но есть не хочется. Думаю о людях, с которыми только что беседовал. Сумел ли хоть немного передать то, что хотелось? Поняли ли добровольцы, что впереди очень тяжелые бои, дальние солдатские пути-дороги.