И уже не было тихой ночи, ни темной реки с дрожащими звездами, ни дремотного шепота, ни обрыва, ни смутной степи, откуда неслись крики перепелов и медвяные запахи скошенных трав. Стояло тяжелое и жестокое в своей бессмысленности.
– Казаки!.. – шептал наборщик, поднявшись. – Прощайте, побегу…
Старик придержал за руку:
– Погодь…
– Ничего…
– Не пужай… не из пужливых… А вот только кого-нибудь зацепишь версты за три, за четыре позадь леса, неповинного, – так это верно… Пуля-то куда летит… Сволочи!.. – Длинный тяжело и злобно погрозил кулаком.
Костер снова подернулся пеплом, и темные силуэты над чернотой обрыва шевельнулись, стали делаться меньше, понижаясь и прячась за край.
Звезды снова играли небеспокоимые, из степи несся удаляющийся, замирающий топот, оставляя в молчании и темноте неосязаемый след угрозы и предчувствия. Напрасно торопливый, бегущий шепот воды старался по-прежнему заполнить тишину и темноту дремой и наплывающим забвением, – молчание замершего вдали топота, полное зловещей угрозы, пересиливало дремотно шепчущий покой.
Снова сели.
– Поисть не дадут, стервы!
– Подлый народ!.. Земли у него сколь хошь, хочь обожрись, ну и измываются над народом…
Было тихо, но ночь все не могла успокоиться, и тихий покой и сонную дрему, которыми все было подернуто, точно сдунуло; стояла только темнота, с беспокойной чуткостью ждущая чего-то. И, как бы оправдывая это напряженное ожидание, среди тьмы металлически звякнуло… Через минуту опять. Головы снова повернулись, но теперь они внимательно глядели низом в темь вдоль берега.
Снова звякнуло, и стал доноситься влажный, торопливо размеренный хруст прибрежного песку. И в темноте под обрывом над самой рекой зачернело, выделяясь чернотой даже среди темноты ночи. Ближе, ближе. Уже можно различить темные силуэты потряхивающих головами лошадей и черные фигуры всадников.
Они подъехали вплотную к костру, сдерживая мотающих головами, сторожко похрапывающих лошадей, сидя прямо и крепко в седлах, и концы винтовок поблескивали из-за спин.
– Что за люди?
– А тебе что?
Все трое поднялись.
Сыпалась отборная ругань.
– Шашки захотели отведать? Так это можно… Две половинки из тебя сделаю… Что за люди, спрашиваю?
– Ослеп, что ль?.. Сторожа при барже.
– Рябов, вяжи их, дьяволов, да погоним к командиру.
Молодой казак, с серым лицом, выпятившимися челюстями, спрыгнул с коня и, держа его в поводу и звякая оружием, подошел.
– Знаем мы этих сторожов. Поворачивайся-ка…
